Русское братство
Шрифт:
— Ну вот, — недовольно пробормотал Колешко, подставляя руку под капли. — Под дождем пилить дольше придется…
— Не жалуйся, меньше машин будет на дороге…
Когда садились в машину, Степаненко обратил внимание, что Колешко не бросил свою ношу — рюкзак — на заднее сиденье, а прижимает его к груди.
«Непонятно, что там у него… — подумал Максим. — Он вообще странно ведет себя… Словно в рюкзаке есть что-то невероятно ценное».
Майор ФСБ уже не сомневался, что в рюкзаке и в самом деле находится что-то очень стоящее. Во всяком случае, для самого Колешки. Почему же он молчит, не хочет ничего
Степаненко поднес ключ к скважине замка зажигания. А вдруг сейчас как рванет? Черт бы побрал все эти тайны, секреты, недоговоренности…
Впрочем, подозрительность есть результат того, что не выспался как следует, накачался кофе и теперь весь день станут одолевать как дурные предчувствия, так и всякого рода подозрения. К примеру, вот этот «Форд», которого во дворе раньше никогда не видел…
Степаненко вздохнул и стал прогревать мотор.
На почти пустой улице обратил внимание на то, что за его машиной, то отставая, то приближаясь, следует темно-зеленый «Фольксваген». А ведь он ожидал увидеть «Форд»!
Да нет же, «Фольксваген» вовсе не преследует их, вот он свернул налево.
Чтобы отвлечься, Степаненко ткнул пальцем в магнитолу.
— Ты любишь Визбора? — удивился Колеш-ко, вслушавшись в музыку.
— Да так. Кассета подвернулась, слушаю иногда.
— Визбор — апологет того поколения, которое не желало платить по общему счету.
Степаненко пожал плечами.
— Современная популярная песня, — продолжил демонстрацию своих познаний в современной музыке Колешко, — постмодернистская…
— Я в этих «измах» не секу, честно признаюсь, — сказал Степаненко. — И вообще, замотался и стал так далек от культуры. В театре последний раз был в прошлом году. И то по службе.
— Постмодернистская означает антироман-тическая, наполненная скепсисом, иногда цинизмом. Под стать нынешней молодежи…
Некоторое время они молчали.
— Мы уже не молодежь, — сказал Степаненко, — я где-то читал, что причина новой востребованности Визбора в том, что дети ищут поддержки, опоры и находят ее, как правило, у дедов…
— Они сейчас говорят: «То, что наши отцы не доделали — это мы».
— Да, дети, выбравшие «Пепси», зашугали отцов. Сейчас требуется или дикая агрессивность, или христианская всепокорность…
— А чем ты занимаешься сейчас? Я имею в виду твои научные интересы?
— Клонированием тлей, — пробормотал Колешко.
— Ты же, насколько я помню, инженер-электронщик.
— Был проект. Закрыли, перестали финансировать. Надо искать спонсора. Немца какого-нибудь, итальянца. А тут свои люди завелись, суетятся предлагают молочные реки с кисельными берегами… Как узнают, что работы море, просвета не видно, сразу отваливают. По существу, есть только идея! Для ее воплощения нужны деньги, труд, усилия многих людей: техников, ученых, простых работяг-лаборантов, которые способны месяцами снимать показания с датчиков, проводить нудные исследования.
Колешко откинул голову на подушку подголовника, закрыл глаза. Вскоре он заснул.
За пределами МКАД Степаненко опять обратил внимание на то, что далеко позади, то и дело перестраиваясь из ряда в ряд, движется уже знакомый темно-зеленый «Фольксваген».
«Ага, это неспроста, — подумал он. — Надо присмотреться».
Он сбросил
— Уф! — сказал он, потягиваясь. — Едва не проспал. Через километр надо сворачивать.
— Сворачивать, так сворачивать, — добродушно произнес Степаненко.
— По гравейке на километров тридцать ближе, — сказал Колешко. — Кроме того, по пути будет озеро. Искупаемся. Жарко.
Через час езды по свежеподсыпанной гравейке впереди показалась развилка. Степаненко хотел свернуть туда, куда указывала наезженная колея, но Колешко остановил его:
— Сворачивай. Нам к озеру.
— Как дорога? — спросил Степаненко, указывая глазами на колдобины.
— Дорога нормальная, немного на корнях трясет, но терпимо… Я всегда по лесу еду, срезаю к даче километров семь. В объезд все одиннадцать, а напрямик, вдоль озера, гораздо ближе, километра три-четыре.
И в самом деле, через два-три километра дороги сквозь стволы вековых сосен блеснула вода.
— Озеро просто замечательное, — сказал Колешко. — А там рядом и дачка моя. Чего ж нам переться в объезд? Часто, когда я на озере, Ира крикнет со двора, а я слышу и иду, скажем, обедать.
— Ты прав, — согласился Степаненко. — Но у «Ауди» низкая посадка…
— Ничего. Я всегда напрямик езжу, если из столицы. Сейчас погода сухая, колдобины без воды. Видишь, с утра в Москве дождило, а здесь сухо.
Машину бросало на ухабах, колеса стучали по узловатым лесных корням и корягам. Несколько раз земля чиркнула о днище «Ауди».
— Закрой машину, — попросил Колешко, когда они остановились, чтобы искупаться.
— Пожалуйста, — спокойно ответил Степаненко. Терпение и любопытство его лопнули. Теперь он не мог не поинтересоваться, что же находится в загадочном рюкзачке. Улучив момент, когда Колешко спустился к воде, Степаненко ощупал рюкзачок и, обнаружив под руками то, что и ожидал — деньги! Он даже приоткрыл клапан рюкзака, чтобы убедиться, что в нем деньги, причем доллары. Упаковок двадцать-тридцать. Солидный куш. Интересно, откуда они у бедного ученого?!
Степаненко запер машину на ключ и стал спускаться к воде. Теперь неожиданное появление Колешки ночью принимало совершенно другой оборот. Но Степаненко решил молчать. Надо было делать вид, что ничего, ровным счетом ничего не случилось, и он не знает о существовании каких бы то ни было денег.
Глава XVIII. Угроза
Лесное озеро и в самом деле было прекрасным. Круглой формы, окольцованное крутыми берегами, оно лежало в сонной летней дреме. Вековые ветлы, намертво сковавшие плотину корнями, ниспускали ветви к воде. На выступах берегов клонились березы, готовые ухнуть в озеро вместе с подмытыми корнями. Позади них темнел вековой лес с шапками лиственниц посередине. Рыболов в колпаке из газеты на противоположном берегу озера клевал носом. На водосбросе колокольчиком била струя, отыскавшая в заслоне щель.