Русское братство
Шрифт:
Во дворе СИЗО, сразу на выходе всем приказали сесть на землю. Подъехал автомобиль с зарешеченными окнами — автозак. Контролеры приказали грузить больных, потом велели забираться внутрь автозака всем остальным. Репьев с документами тоже взобрался в фургон, просмотрел личные дела, уточнил фамилии. Некоторые из туберкулезников были настолько слабы, что едва могли говорить.
— Пока доедем, кончитесь, — грубо пошутил Репьев и вышел наружу. Дверь со стуком захлопнулась, щелкнул замок.
«Итак, теперь можно ожидать всего, — подумал Степаненко. —
Мотор машины загудел, фургон колыхнулся. Степаненко приник к закрашенному и забранному решеткой окну. Через узенькую царапину на белой краске увидел: мелькнули автоматчики, послышался ленивый брех овчарок. Машина подпрыгнула на выбоине в воротах.
— Поехали, — потер руки один из подставных, придавая лицу одновременно хитрое и вместе с тем благодушное выражение.
Когда ехали по городу, Степаненко был абсолютно спокоен — в черте города насильники вряд ли осмелятся наброситься на него. Но когда мотор загудел сильнее и монотоннее, а это означало, что машина выбралась из города на трассу, почувствовал, как напрягся всем телом и непроизвольно опустил к ноге, где было оружие, руку.
«Спокойнее, — уговаривал он себя. — Не подавай виду… Продолжай вводить их в заблуждение своим безразличием ко всему…»
Но тем не менее он невольно все чаще и чаще посматривал на опасных попутчиков.
Проехали минут двадцать. Негодяи всматривались в белое окно, пытаясь узнать местность.
«Надо быть готовым к отражению нападения в любой момент, — крутилось в голове. — Сценарий, который известен Елене Анатольевне, они могли переиграть десять раз… Набросятся, удушат… И глазом не успеешь моргнуть…
Наконец шум двигателя стал тише и машина остановилась. Врач отомкнул дверь кузова и, дурашливо гыгыкая, произнес:
— Мальчики налево, девочки направо!
Степаненко первым выбрался наружу, так как сидел ближе к выходу. Репьев и водитель демонстративно перешли дорогу и углубились в лес на противоположной стороне.
Степаненко, прихрамывая, направился в редкие придорожные кусты.
— Подожди нас, эй, ты! — послышалось вслед, но Степаненко устремился что было сил прочь.
— Смотри, он делает ноги! — раздался возглас.
— Да куда он денется, хромоножка! Далеко не уйдет.
Степаненко и не собирался уходить далеко. Теперь главное — незаметно для киллеров вооружиться. Но они быстрым шагом шли за Степаненко, настигая его. Зайдя за густую ель, Максим отодрал пластырь, передернул затвор.
«Убийцы, негодяи, — проносилось в голове. — Вас бы судить, сволочей, и казнить прилюдно, на главной площади города, как делалось это раньше…»
В нем было столько ненависти, что он решил убить этих двоих сразу, как только они появятся.
Первым шел блондин. Он в поисках своей жертвы стал обходить ель и почти наткнулся на Максима.
— Он здесь! — крикнул убийца, радуясь, захлебываясь вдруг обильно набежавшей слюной. В его руках блеснул узкий длинный
Степаненко, не вскидывая пистолет, направляя его снизу вверх, выстрелил негодяю в грудь.
Второй подонок, от прозвучавшего как гром с ясного неба выстрела ошалело шарахнулся в сторону, успел заскочить за соседний ореховый куст, но повалился, зацепившись за корягу, вновь вскочил, чтобы задать стрекача, и опять упал. Он был похож на зайца, который мечется в тесном кругу, окруженный ватагой удачливых охотников. Степаненко выстрелил через ореховый куст.
Выстрел грохнул с раскатившимся во все стороны эхом. Брюнет упал, скорчился, громко заскулил. Степаненко выстрелил еще раз, чтобы это скуление быстрее прекратилось. Но бандит взвыл громче, взревел, словно раненый зверь, заорал во все горло. И только звук очередного выстрела прервал этот нечеловеческий рев.
«Два трупа! — мелькнуло в голове. — Двойное убийство…»
Степаненко нагнулся над первом трупом. В широко раскрытых глазах застыл вселенский ужас. Крохотный ручеек крови сполз с округлого подбородка.
Степаненко попробовал вырвать из руки убитого нож. Мертвая хватка. Пришлось отгибать палец за пальцем. Нож показался ему очень красивым.
«Подарю Евстигнееву… Он коллекционирует…»
Возле второго трупа стоял тошнотворный запах крови и почему-то мочи. Пули всех трех выстрелов попали в бандита. Две из них в грудь, одна в пах… Потому-то и пахло свежей мочой, хотя негодяй был уже мертв.
Степаненко повернулся и медленно пошел между деревьев. Он шел наугад, не ориентируясь. Ему было все равно куда идти.
Лишь через три часа Олег Евстигнеев обнаружил майора ФСБ на берегу лесной речки. Степаненко сидел по топляке, опустив ступни в ледяную воду и горько рыдал. Рядом на обомшелом камне лежали пистолет и нож с белой костяной ручкой…
Несколько суток Степаненко отлеживался на квартире у Евстигнеева. Потом настоял на том, чтобы Олег отвез его домой, на собственную квартиру. Евстигнеев ни на минуту не покидал его одного. Еще через день в квартире раздался телефонный звонок. Олег поднял трубку, сказал только одно слово: «Дома» и подал трубку Максиму.
— Тебя, начальство…
— Степаненко слушает, — хриплым, не своим голосом проговорил Максим.
— А, объявился, герой, твою мать, — раздался спокойный голос начальника управления. — Сам заявление напишешь или как?
— Я напишу рапорт…
— Нахрен он кому нужен, твой рапорт. После того, как твоя рожа появилась на экране…
— Товарищ полковник…
— Я уже тебе не товарищ и не полковник… Впрочем, давай как положено, напиши и рапорт… Так скорее будет. Можешь сразу в суд подать за незаконное увольнение… У нас вроде демократия, чего уж там. Добивайся правды в высших инстанциях, раструби о своем промахе во всех газетах… Нынче это модно — чуть что, сразу права качать.