Русское монашество
Шрифт:
Но противники реформ были, конечно, и среди самой монастырской братии. Одним из самых влиятельных врагов Никона был монах Герасим Фирсов. Это был человек с сильным характером, типичный вожак, весьма способный и не без богословского образования. Уже в 1658 г. Герасим написал «Послание к брату о сложении перстов», которое явилось первой попыткой обосновать двуперстие с помощью церковной литературы, сочинение это впоследствии получило широкое распространение и признание у староверов. Хотя на Соборе 1666 г. Герасим пересмотрел свои убеждения и принес покаяние, которое, кажется, не было искренним, сочинение это сохранило свой авторитет у староверов. Герасим был выслан в Иосифов монастырь, где, по постановлению Собора, должен был составить опровержение на свое «Послание к брату», но он медлил, вероятно, ему не хотелось этого делать, и такого опровержения он не составил до самой своей смерти в 1667 г. [989]
989
Материалы. 3. С. 107; 2. С. 116; Никольский Н. Сочинения соловецкого инока Герасима Фирсова, в: ПДП. 188 (1916).
В 1658–1666 гг. продолжалась переписка между Москвой и Соловецким монастырем, между Москвой и посланным в обитель специально для вразумления братии архимандритом Сергием. Братия направила на имя царя пять «челобитий
990
Материалы. 2. № 14, 30, 31, 43, 45.
991
Там же. С. 213–262. Это челобитье не было представлено царю. Сырцов. Ук. соч., в: Прав. соб. 1880. 1. С. 164; АИ. 4. № 248.
Приближаются последние времена, когда должен появиться антихрист, говорится в этом челобитье. Во всем мире происходит оскудение веры, везде появились отступники и предатели христианской веры, только Русь до недавнего времени хранила ее в незапятнанной чистоте, но пришел Никон со учениками своими. Теперь они пытаются навязать православным христианам Московского царства «неведомую новую веру», они испортили «настоящие» старые книги, сделав в них исправления, заимствованные у отступников греков, ввели греховные повреждения в богослужение. Когда видишь все это, вспоминаешь слова Христа об оскудении веры перед Вторым Его Пришествием: Глаголю вам, яко сотворит отмщение их вскоре. Обаче Сын Человеческий пришед убо обрящет ли (си) веру на земли? (Лк. 18. 8). Но Русь и православный ее народ еще могут удержаться от погибели и возвратиться на истинный путь, если царь, по примеру своих предшественников, угодивших Богу, отменит «никонианские новшества» и восстановит неповрежденную «старую веру». Братия Соловецкого монастыря не признает приговоров и клятв Собора 1666–1667 гг., ибо Собор этот неканоничен, поскольку епископы, участвовавшие в нем, были «никонианами», отпавшими от истинной старой веры. Братия монастыря будет верна истинной вере до крови, и, если понадобится, они готовы души свои положить и умереть в старой вере [992] .
992
Сырцов. Ук. соч. С. 169–173.
Перед духовным взором составителей этого послания стояла реальная возможность крушения идеи «Москва — третий Рим», а значит, и конца света. Это было для них не иллюзией, но твердым, непоколебимым убеждением. Идея о том, что Московское государство — это последний оплот чистого христианства, глубоко укоренилась в народном сознании, а для противников Никона она была еще убедительней, чем для ее творца инока Филофея, поскольку за время, протекшее после провозглашения этой идеи, она пронизала все сферы жизни, как частной, так и культурно–политической, — жизни Церкви, государства и народа. Сам царь Алексей, Никон, епископы Собора 1666 г. всем сердцем и всем разумением своим были привержены этой идее. Монахи Соловецкого монастыря не учли только одного момента. Они рассматривали эту идею как чисто религиозную или с одной только религиозной стороны, царь же и Никон видели всю сложность этой церковно–политической конструкции, которая не допускала отрыва от Византии. Весьма тонкое различие в истолковании содержания этой идеи заключалось не в одной только грекофилии царя или патриарха Никона, оно связано было с тем, какое место отводила им эта идея. Каждый из них был хранителем, оплотом, источником жизненной силы этой идеи — один как православный царь, другой как первосвятитель Церкви. Спор между царем Алексеем и Никоном показал, однако, что и они не одинаково интерпретировали эту идею. Государственно–политический элемент этой идеи был, разумеется, для Алексея важнее, чем для Никона, который хотя и не отрицал его значения, но стремился играть более важную роль в утверждении этой идеи, чем та, которую мог и хотел отвести ему царь.
Итак, одна и та же идея виделась по–разному с трех сторон. Позиция Алексея укрепилась и нашла себе оправдание в том, что Восточные патриархи встали на сторону царя, правда, скорее по практическим, чем по принципиальным соображениям, ибо, с одной стороны, вопрос о взаимоотношениях между государством и Церковью после 1453 г. имел для Восточных патриархов совершенно иное содержание, чем для Москвы, а с другой — они не хотели противодействовать воле светской власти, — власти, которая и материально, и дипломатически могла помочь им в борьбе против турок и не один раз действительно помогала [993] . Приговоры Собора 1666 — 1667 гг., которые царь, разумеется, считал вполне православными и справедливыми, оправдывали его в религиозно–нравственном отношении в споре с Никоном, и в то же время они убедили его в необходимости поддерживать реформы Никона и проводить их в жизнь Русской Церкви с помощью светской власти. Теперь для Алексея прошло время сомнений и колебаний, которые он переживал в первые годы реформ, например в связи с Аввакумом. За 20 лет правления (с 1646 по 1666 г.) из юноши, находившегося под влиянием Никона, вырос самодержавный правитель, государственно–и церковно–политические воззрения которого обрели большую определенность и ясность. Нельзя забывать и еще об одном моменте, а именно о западных влияниях на царя и о связанном с ними понимании того, что в государстве не хватает образованных людей. Проведение реформ Никона царь рассматривал и как свидетельство некоторых успехов в деле богословского образования, что не только не противоречило его представлениям о «Москве — третьем Риме», но и придавало самой идее внутреннее совершенство. В этом и заключается ответ на вопрос, почему царь и деятели раскола стали противниками. Кратко все это можно, наверно, сформулировать так: обе стороны исповедовали одну и ту же идею «Москва — третий Рим», но в то время как царь Алексей видел в этой идее живой организм, который не может оставаться в застывшем виде, в оцепенении, другая сторона, раскольники, выступали за сохранение этой идеи в том точно виде, в каком явилась она во время ее провозглашения, и на попытки оживить ее смотрели как на вероотступничество. Это заставило государственную власть принять, наконец, меры в связи со слишком далеко зашедшей оппозицией Соловецкого монастыря.
993
Каптерев. Отношения России к прав. Востоку (1885).
Положение обострилось еще и потому,
994
ДАИ. 5. № 102. С. 487. Приговор Собора заключал в себе следующие моменты: 1) богослужение разрешалось совершать лишь по новым исправленным книгам, потому что исправление это было правильным; 2) в 8–м члене Символа веры было опущено слово «истинный»; 3) «Аллилуиа» в славословиях требовалось произносить трижды с добавлением «Слава Тебе, Боже»; 4) предписывалось троеперстное крестное знамение; 5) Иисусову молитву велено было совершать в установленной форме: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас, грешных»; 6) на просфорах следовало изображать четвероконечный крест (там же. С. 485–487). «Клятва» 1667 г., которой приверженцы старого обряда отлучались от православной Церкви, приобрела принципиальное каноническое значение при возвращении староверов в лоно Единой Церкви. Эта «Клятва» вызвала большую полемику в литературе; назовем важнейшие работы: О клятвах московского Собора 1667 г., в: Христ. чт. 1872. 5; Филиппов Т. О клятвах Собора 1667 г., в: Гражданин. 1876. 17; Павел, игум. О клятвах Собора 1667 г., в: Вятские епарх. ведомости. 1871. 4; Гренков А. Определение московского Собора 1666–1667 гг., в: Прав. соб. 1863. 5, 9, 11 и 12; Ивановский. Руководство. 2. С. 150; Голубинский Е. К нашей полемике со старообрядцами, в: Чтения. 1905. 3.
Этим приговором приверженцы старой веры или, лучше сказать, старого обряда отлучались от православной Церкви, таким образом, 13 мая 1667 г. можно считать началом русского раскола.
Хотя после этого приговора царь Алексей мог считать вполне оправданными свои меры против братии Соловецкого монастыря, не признавшей правомерности приговора, правительство все же медлило с мерами против монастыря. Были проведены дополнительные переговоры с братией. Новый архимандрит Иосиф прибыл в монастырь (1668/69) в сопровождении стрельцов, чтобы принудить братию признать его своим настоятелем. Монахи же, располагавшие большими запасами продовольствия и 90 пушками, установленными на крепостных стенах и башнях, заперлись в монастыре и открыли огонь по стрельцам [995] .
995
Досифей. Описание Соловецкого монастыря. 1. С. 151; Сырцов. Ук. соч. С. 281, 347; Соловецкий монастырь, как опорный пункт Москвы на Белом море, главным образом против шведов, был особенно сильно укреплен. П. Казанский (Чтения. 1867. 4. С. 6) считает, что именно эта «милитаризация» монастыря, в котором постоянно был размещен немалый гарнизон стрельцов, а также монастырская торговля способствовали обмирщению обители. Но с этим мнением нельзя согласиться, ибо религиозный фанатизм монахов не мог быть следствием обмирщения. Определенную роль тут, конечно, сыграло пребывание в монастыре множества ссыльных из тех, кто сочувствовал расколу и потому участвовал в сопротивлении. Ср.: Сырцов. Ук. соч. С. 372 и след.
В 1672 г. снова был отправлен отряд стрельцов (775 человек) под командованием Иевлева, которому велено было вначале попытаться склонить братию к подчинению. Когда эти попытки провалились, Иевлев приказал обстрелять монастырь, но у монастыря было больше пороха и пушечных ядер, чем у стрельцов, кроме того, стрелецкий лагерь был плохо устроен, и осада монастыря велась вяло. 12 мая 1673 г. царь Алексей издал указ, в котором обещал совершенное помилование взбунтовавшимся монахам, если они отворят монастырские ворота и подчинятся приговору Собора, но братия держалась стойко. Вспышка цинги среди стрельцов заставила, наконец, Иевлева снять осаду и возвратиться в Москву.
Осенью 1674 г. на Соловки послан был воевода князь Иван Мещеряков с 1700 стрельцами и с пушками, получивший приказ немедленно подавить бунт. Опять монастырь подвергся обстрелу, монахи, в свою очередь, тоже открыли огонь по московскому отряду, и не без успеха. 28 декабря 1674 г. на соборе братии решено было не поминать за богослужением имени царя, некоторые иноки, например казначей Геронтий, иеромонах Павел и другие, не согласились с этим и были брошены в монастырскую темницу. Осада продолжалась до начала 1676 г., наконец, 22 января Мещеряков, благодаря помощи бежавшего из монастыря монаха по имени Феоктист, который показал ему тайный ход в обитель, сумел ночью ворваться в монастырь. Началась настоящая битва; множество монахов было убито. Зачинщики возмущения, например игумен Никанор, были приговорены к смерти, тех, кто не желал подчиниться приговору Собора от 13 мая 1667 г., сослали в другие монастыри, малая часть иноков, покорившаяся царю и Собору, осталась в своей обители. Большое число братии сумело спастись бегством.
Рассеявшись по лесам русского Севера, странствуя из пустыни в пустынь, эти монахи–странники стали главными носителями раскола и поборниками старой веры, в своих рассказах они поносили Никона, называли его «сыном преисподней», «вероотступником», «предтечей антихриста» и не без успеха призывали народ держаться древлего благочестия. Осада и падение Соловецкого монастыря произвели глубокое впечатление на приверженцев старой веры и сочувствующих им, монахи–ратники обрели ореол и славу мучеников за веру, и эту славу странствующие иноки с великой ревностью понесли в самые удаленные уголки страны. В известном стрелецком бунте 15 мая 1682 г., вспыхнувшем после смерти царя Федора (1676–1682), когда наверху произошло некоторое замешательство и началась борьба за власть, раскол сыграл немалую роль, не говоря уже о сочувствии предводителя бунта князя И. А. Хованского староверам [996] .
996
О подробностях осады см. у Сырцова или: Макарий. История русск. раскола. С. 240–258.