Русское солнце
Шрифт:
— Соедините меня с Коржаковым, — распорядился Грачев.
Он кругами ходил вокруг старого дачного дома. Каждые пятнадцать минут дежурный адъютант докладывал метеосводку. Ничего хорошего: шквал.
— Это я, Саша, — тихо сказал Грачев. — Знаешь, тут докладывают… над лесом буря, лететь нельзя…
— Над каким ещё лесом? — насторожился Коржаков.
— В Твери, Саша.
— А, в Твери… — протянул Коржаков. — В Твери, значит? Над полями да над чистыми?
— Над ними. Санек… а, Санек… доложи Борису Николаевичу, пожалуйста…
— А
Грачев не любил Коржакова: он злой, а злые люди — кусачие…
— Ты, командир, че раньше думал? Ты где раньше был, командир?
— Где?! В гнезде! Буря только что началась, понял?!
— Вот и докладывай!
— Саша!
— Да пошел ты…
Телефон поперхнулся лихорадочным тиком. Сволочь! Почему вокруг Ельцина столько сволочей?
— Товарищ Председатель Государственного комитета РСФСР по оборонным вопросам! — Адъютант вытягивался перед Грачевым так, будто хотел стать выше берез. — Министр обороны товарищ Шапошников просит взять трубку!
— Просит, значит, давай, — буркнул Грачев.
Черный «кейс» с телефоном стоял рядом, на лавочке.
— Генерал-полковник Грачев! Слушаю!
— Приветствую, Пал Сергеич, — пророкотал Шапошников. По натуре Шапошников был оптимист, а оптимисты всегда действуют на нервы своей бодростью. — Ты скажи, мы летим или не летим?
— Видимость — тысяча, облачность — сто, ветер — тридцать. Вот так, Евгений Иванович.
— Понял тебя, — Шапошников задумался. — Значит, по асфальту?
— А это не я решаю, Евгений Иванович. Я не Коржаков!
С некоторых пор Грачев откровенно хамил министру обороны страны, но маршал этого как бы не замечал.
— Я… думаю так, Пал Сергеич: может… в моем «членовозе» поедем? Я б за тобой заехал, тем более разговор есть…
Шапошников — министр, Грачев (по статусу) его первый заместитель. Кому за кем заезжать?
«Новое мышление», — догадался Грачев.
— А что, Евгений Иванович, есть вопросы?
— Есть, Паша. Возникли.
— Тогда, может, я подъеду?
— А в кабинете, Паша, не поговоришь…
Для Грачева не было секретом, что Шапошников боится собственной тени.
— Буду рад, товарищ министр обороны! И жена будет очень рада.
— Паша, сейчас не до жены, сам знаешь.
— Не-е, я к тому, что перекусим…
— Ну, жди!
На самом деле Грачев относился к новому министру обороны вполне спокойно: Шапошников — мужик компанейский, не вредный, в генеральском застолье откровенен, хотя сам — почти не пьет.
Год назад, в 90-м, Язов убедил Горбачева: если страна не хочет, чтобы её солдаты и офицеры погибали от голода, армия сама должна зарабатывать деньги; крайне выгодно сдавать под коммерческие рейсы боевые самолеты и корабли.
Подошел адъютант: опять Коржаков.
«Замучил, гад», — поморщился Грачев.
— Чего, генерал?
— А ничего, Паша. Нич-чё хорошего. Позвони, говорю, шефу, он ждет.
— Ветер тихнет, слышишь? Сейчас будет хорошая сводка.
— Позвони, бл…, — Коржаков кинул трубку.
Борис Николаевич был на даче.
— Алло, у телефона генерал-полковник Грачев. Соедините с Президентом… Пожалуйста.
Ельцин тут же снял трубку.
— Товарищ Президент Российской Федерации! В военных округах на территории России все в порядке! Докладывал Председатель Государственного комитета РСФСР по оборонным вопросам, генерал-полковник Грачев!
— Ишь ты… — хмыкнул Ельцин.
— Теперь, товарищ Президент, разрешите доложить по вылету на объект…
— А што-о тут докладывать?.. — Ельцин не произносил, а как бы отрыгивал из себя слова. — Замутили, понимаешь, всех, напредлагали Президенту, а теперь прячетесь…
— Я не прячусь, — доложил Грачев. — Я на даче, Борис Николаевич!
Ельцин был пьян.
— Бо-орис Николаевич…
— Шта? Я — Борис Николаевич, и шта?! Значит, так. Вы — на вертолет, мы — в машины. Мы… на машинах поедем, вы — по небу. Вопросы есть?
— Никак нет, товарищ Президент! Буду с гордостью встречать вас на объекте!
— Тогда вот давайте, летите, — смягчился Ельцин. — Ну и… поаккуратней там, понимашь.
— Есть, товарищ Президент, быть аккуратнее!
— Хорошо. Если получится — свидимся… еще.
Ельцин повесил трубку.
Любые ситуации Грачев оценивал по принципу «дважды два — четыре» и не имел привычки терпеть непонятное.
Судя по всему, это действительно нравилось Ельцину. В чем-то главном Ельцин был на редкость примитивен, а примитивный человек не любит непонятных людей, он быстро от них устает.
Грачев нервно ходил по дорожкам леса, похожего на парк. Еще больше, чем хамство Ельцина, ему не нравилась предстоящая встреча с Шапошниковым.
Он знал, что начальство, которое в личном общении (с подчиненными, пусть даже высшими генералами) хочет, чтобы его не воспринимали как начальство, самое плохое начальство на свете. Новый министр обороны с удовольствием дружил бы абсолютно со всеми, но как только главнокомандующий Горбачев проявлял волю, Шапошников безропотно рубил любые головы — направо и налево.