Русское солнце

Караулов Андрей Викторович

Если Ельцин мог бы как-то избавиться от Горбачева, он бы тут же, единым махом подчинил бы себе весь СССР. Сразу! Ельцин очень не любил Кравчука. Отдать Украину Кравчуку… да лучше бы там кайзер был, честное слово! Странно, но многие, причем даже умные люди, по-прежнему (до сих пор!) думают, что Советский Союз все равно бы развалился — неизбежно. А экономика показывает, что на самом деле — все наоборот, на самом деле это бывшие союзные республики не могут жить порознь, — не могут! Если в Омске, например, есть нефтеперерабатывающий завод, это не значит, что Косыгин, который его построил, искренно верил, что в Омске когда-нибудь найдут нефть. Учитывалось все: геополитика, специалисты, рабочие ресурсы. Рядом — Казахстан, завод сделан прежде всего для Казахстана. Такая картина — по всей стране. Разрушить этот фундамент практически невозможно, то есть можно, конечно, но для этого надо просто-напросто взрывать заводы, ибо перепрофилировать многие

из них без огромного ущерба для производства не получится. Конверсия Горбачева, когда заводы, производившие ракеты стратегического назначения, вдруг стали делать кастрюли, это доказала. В действительности Советский Союз оказался гораздо прочнее, чем считали демократы. Они (и Гайдар в том числе) просто не знали экономику; они считали, что СССР стоит только на идеологии. А страну, оказывается, связывали не идеи марксизма-ленинизма (в них давно уже никто не верил), а заводы и фабрики, нефтяные промыслы и буровые установки. Советский Союз мог развалиться только в 91-м, в безвременье, но не в 92-м и даже не в 93-м — нет! Если бы в Кремле на месте Горбачева был бы человек типа Лужкова или Явлинского, Президент России Ельцин никогда бы не поехал в Завидово, — никогда.

Наивно думать, что Ельцин мог раздавить любого человека, это не так. Как все медвежатники (Ельцин действовал в политике, как медвежатник), он вздрагивал от каждого шороха. Трагедия Горбачева заключалась в том, что он был провинциал. Он был провинциалом по складу ума, по самой природе своей, ибо только провинциал мог так осторожно относиться к интеллигенции, только провинциал мог так верить Крючкову и КГБ. Но и Ельцин был провинциал, вот в чем дело! Война Горбачева и Ельцина была войной провинциалов. А история подгадала, что именно в этот момент, именно в 91-м году, к власти в республиках пришли люди, которые (парадоксально, да?) любили национальную идею больше, чем свой собственный народ — или народы. Арменией руководил Тер-Петросян, начавший войну в Карабахе, Молдовой — Снегур, возглавивший войну в Приднестровье, Азербайджаном — Эльчибей, Грузией — Гамсахурдиа… Что было ждать от них, — что? До избрания на пост Президента Азербайджана, Абульфаз Эльчибей работал младшим научным сотрудником в историческом архиве, разбирал старинные манускрипты. А тут — айда в Президенты! Это ж какие крылья надо иметь? Левон Тер-Петросян, начинающий ученый, кандидат наук, стал известен в Армении, как только Горбачев отправил его, одного из руководителей общества «Карабах», в тюрьму… Время душегубов. Время революционеров. Время беды. Левые (коммунисты) бились с правыми (демократы), но каждый из них прежде всего думал о себе, о своем собственном бизнесе, неважно, какой это бизнес, политический или экономический, — неважно! Человек, рожденный в Советском Союзе, с ума сходил по долларам, ибо в прежние годы доллары в Советском Союзе не видел никто. О какой морали может идти речь, если власть получили нищие? А люди — растерялись В Советском Союзе (опять-таки воспитание) человек привык кому-то верить… И люди верили, кто кому, ибо нельзя же не верить всем! Нет, глупо, наверное (хотя и очень хочется), обвинять в столь странном «историческом выборе» сами народы: когда мечты о свободе передаются из поколения в поколение семьдесят три года, не так-то просто, наверное, отличить самозванца от героя. Самое обидное, что Советский Союз распался — как назло! — в тот самый момент, когда Европа решила объединяться (впереди были Шенген и евровалюта), когда создавался Интернет, другие глобальные системы, объединяющие в единое целое весь мир, всю планету.

Неужели Ельцин не понимал, что начнется на землях Советского Союза, если его коллеги, особенно президенты мусульманских республик, получат такую же свободу, как и он?

Понимал. Но Горбачев приучил его, Ельцина, к мысли, что борьба за власть в СССР есть игра без правил, что в Советском Союзе — все позволено. Ельцин слишком легко, избравшись сначала народным депутатом СССР, потом, очень скоро, Президентом России, отправлял Горбачева в нокаут, чтобы сейчас, перед последним боем с лауреатом Нобелевской премии мира и бывшим Генеральным секретарем ЦК КПСС, спохватиться и понять, что именно этот, последний бой будет для него, победителя, роковым и что уже сегодня, сейчас Кремль для Ельцина — это его собственное кладбище.

18

Вчера Борису Александровичу стало плохо: на Тверской, недалеко от Пушкинской площади, открылся «Минисупермаркет». Сам магазин Борис Александрович не разглядел, но через дорогу был протянут огромный плакат: «Твой супермаркет на Тверской». Кривая стрелка указывала, где его искать: этот «супер», видимо, такой «мини», что его не сразу найдешь.

«Господи, — застонал Борис Александрович, — вот позор, а?» Больше всего Борис Александрович переживал за русский язык. «Это же варварство, — размышлял он, — минисупермаркет, кто это придумал? И кто за это ответит? Когда нация и страна теряют язык, это, извините,

уже не нация и не страна; тогда это Соединенные Штаты Америки, которым нравится все покупать, в том числе — и собственную культуру. Если у страны нет своей культуры, это не страна, это всего лишь общежитие разных людей; вот почему, кстати говоря, в Америке, где такая мощная экономика, человеку (всем? почти всем!) всегда пусто. Человек — это такое существо, которое всегда что-нибудь придумает. Человек (если он человек, конечно) всегда сильнее, чем жизнь, старости нет, старость приходит только в том случае, если у человека опускаются руки, а это может случиться в любом возрасте. Но человек не в силах заставить себя любить чужой язык так же, как свой родной. Это сумел Набоков, но таких людей — единицы. Почему все-таки Россия так комплексует перед Западом? Почему Россия так презирает собственное прошлое? В Москве переименовали улицу Чкалова. Наверное, Чкалов был плохим летчиком. В Москве переименовали улицу Чехова. Наверное, Чехов был плохим писателем! И почему все-таки Россия так презирает родную речь, свой язык… — Господи, что с нами случилось?»

«Подскажите, как пройти к памятнику Пушкина? — А это недалеко, пожалуйста: пройдете минисупермаркет, потом бутик „Гленфильд“, и будет Пушкин — рядом с „Макдоналдсом“…»

На прошлой неделе Борис Александрович ходил в магазин, Ирина Ивановна послала его за колбасой. Нет вкуснее колбасы к чаю, чем «Любительская»!

Он мужественно выстоял огромную очередь. Девочка-продавец быстро взвесила жирный батон:

— Вам наслайсать, дедушка?

— Что? — вздрогнул Борис Александрович.

— Наслайсать, говорю?

Борис Александрович беспомощно огляделся. Очередь была унылой и тихой, люди, видно, так устали, что просто ничего не слышали.

— Давайте, — кивнул головой Борис Александрович. — Пожалуйста!

Девушка быстро порезала колбасу на тонкие аккуратные кольца и торопливо крикнула:

— Следующий!

Да, Михаил Сергеевич хорошо сделал, что разрешил поездки за границу. Счастье, что отменили эти ужасные райкомы, где актеров (и не только актеров) мурыжили перед поездкой в капстрану.

Пугачеву, уже известную певицу, вызвали в райком партии перед гастролями в Финляндии.

Политическую зрелость деятелей искусства проверяла комиссия ветеранов КПСС; за это им выдавали продуктовые пайки.

— Ну, кто у нас… в Финляндии Президентом будет? — спросил Пугачеву толстый дедушка с орденской колодкой на груди.

— Понятия не имею, — сказала Пугачева.

— Ну как же так, Алла Борисовна, — дедушка покачал головой, — известная певица и вдруг — такая неграмотность…

— А вы знаете?

— Я — знаю…

— Вот поезжайте и пойте!..

Но почему все-таки Россия входит в мир как-то по-рабски, бочком, будто стесняется сама себя? Неужели Лермонтов прав, в России есть господа, есть рабы и, кроме господ и рабов — никого?

Нет! Тысячу раз нет! Сергей Сергеевич Прокофьев не был господином и не был рабом, даже когда вымучивал из себя «Повесть о настоящем человеке». Его насильно заставили писать эту музыку, и он в ответ откровенно издевался над режимом и, может быть, над самим собой, сочиняя знаменитую арию Медведя («Я не съем тебя, Мересьев, ты советский, человек…») или сцену консилиума врачей («Отрежем, отрежем Мересьеву ноги… — Не надо, не надо, я буду летать…»). По этой же причине, кстати говоря, он так и не пожелал встретиться с самим Алексеем Петровичем Маресьевым, — зачем? Зачем о чем-то говорить, если говорить не о чем?.. И Всеволод Мейерхольд, которого так обожал Борис Александрович, всегда был Всеволодом Мейерхольдом. Сталин мстил ему за спектакли, посвященные Троцкому, но даже если Мейерхольд, сломленный Ежовым, действительно умирал как раб (есть его фотографии в тюрьме, на них больно смотреть), его жизнь, сам масштаб жизни подарили ему бессмертие…

В комнату вошла Ирина Ивановна, жена Бориса Александровича — женщина с лицом царицы.

— Ты кашу съел?

Старость, старость… — «как унижает сердце нам она…». Прав Александр Сергеевич! Странно: почему Пушкин всегда прав, а? Как это может быть?..

Только не старость, нет — возраст. Разные вещи! А для женщины, кстати говоря, возраст мужчины вообще не важен. Важнее другое: чье это время, его или не его, нет ничего страшнее, когда человек, тем более молодой, теряет ощущение времени…

В свое время Борис Александрович увел Ирину Ивановну у Лемешева, великого Лемешева — она была его женой.

Великие люди — странные люди; Сергей Яковлевич ужасно ревновал к Ивану Семеновичу Козловскому, — вот ведь как, а? И ревновал-то из-за глупости! Он не мог простить Козловскому… что? Стыдно сказать, ноги! У Козловского были роскошные, дивной красоты ноги! На репетиции «Евгения Онегина» в сцене дуэли Лемешев рассвирепел, когда Борис Александрович предложил ему мизансцены Козловского. Он чуть не сломал скамейку, на которую Ленский — Козловский ставил левую ногу, ушел в глубь сцены, подальше от рампы и здесь — гениально! — пел: «Куда, куда вы удалились…»