Русское стаккато — британской матери
Шрифт:
Лизбет тоже хранила молчание, была уверена, что анализ подтвердится и что у нее обнаружат какую-нибудь тяжелую болезнь. Она взяла себя за прядь волос и вытащила клочочек запросто. Вот и волосья лезут… Затем она принялась думать о Роджере, о том, как хорошо складывается жизнь сына и ничего, что он вдалеке от нее. Она сама наберется сил и съездит в Финляндию.
Принесли повторный анализ.
Доктор Вейнер проглядел его быстро, но долго не поднимал глаз, как будто все еще изучал.
А Лизбет
— Говорите, — произнесла мягко, насколько умела. Чувствовала, что ему сложно что-то сказать, он не хочет ее ранить слишком сильно сразу. А она совсем не боялась… — Говорите.
Доктор Вейнер оторвался от бумажек и спросил:
— Вы никогда не работали на атомных станциях?
Она хохотнула.
— Может быть, на подлодках атомных плавали или на ледоколах:
— Вы что, дурачитесь? — поинтересовалась Лизбет.
— Вовсе нет, — доктор был вполне серьезен.
Она развела большими руками…
— Вообще-то я работала в порту, — вспомнила Лизбет.
— На военной базе?
— Да нет же! В простом порту… Грузчиком… Он посмотрел на нее как на ненормальную.
— Не то! В зонах бедствий бывали?
— Нет…
— Ничего не понимаю! — доктор встал со стула и зашагал по кабинету.
— Да говорите же, в конце концов!
Он обернулся к ней, цокнул языком и сообщил, что подозревает у миссис Ипсвич лучевую болезнь, но вот только откуда она взялась, черт возьми?!!
— Что такое лучевая болезнь? — поинтересовалась Лизбет.
— Когда человек находится в зараженной радиацией зоне больше положенного времени, у него развивается лучевая болезнь!
— Я в таких местах не бывала.
— Может быть, съели что-нибудь из зараженной зоны? У вас есть родственники в России?
— В Греции. Это рядом.
Доктор Вейнер взял паузу и понаблюдал за Лизбет. Постепенно он пришел к выводу, что эта большая, почти уродливая женщина не понимает, какие, по меньшей мере, удручающие вещи он ей сообщает, или ей дано Господом столько сил, что она не устрашилась его ужасных предположений.
— Вы так не волнуйтесь, — пожалела доктора Лизбет. — Я не дура. Я знаю, что такое радиация и какой вред она может принести человеческому организму… Можно ли бороться с болезнью?
— Надо еще подтвердить ее!
— Так подтверждайте!
Лизбет поднялась с кушетки, вытащила из ноздрей тампоны и бросила их в урну.
— Пойду я.
— Завтра жду вас в девять!
Она обернулась с удивлением на такой приказной тон.
— Пожалуйста, — добавил доктор Вейнер. — И постарайтесь вспомнить, где вы нашли эту радиацию!..
Она вернулась домой и легла отдохнуть. Вспомнила, что уже более суток не ела. Насильно заставила себя подняться и дошла до кухни, где пожевала кусочек сыра с французским
Опять легла. Задремала… А потом вскочила от пришедшей сквозь сон мысли. Сняла телефонную трубку и набрала номер справочной.
— Мне нужен прибор, который измеряет радиацию, — сказала она телефонистке. — Где я его могу приобрести?
— Счетчик Гейгера?
— Наверное… Да-да!
Она записала телефон и тотчас связалась с фирмой, торгующей необходимой ей вещью.
К ней выехал курьер, который после оплаты объяснил женщине, как использовать прибор, как за ним ухаживать и прочее.
Как только курьер отбыл, Лизбет подсоединила к прибору элементы питания и включила штуку, похожую на небольшой радиоприемник.
Она знала, где искать…
Со дня основания сыном лаборатории в дальнем крыле дома Лизбет никогда туда не заходила. Считала: если сын захочет, сам позовет…
Сейчас она шла по длинному темному коридору, слушая потрескивание счетчика, и ощущала себя уфологом, выслеживающим инопланетное существо.
Подошла к двери, покрутила ручку. Закрыто…
— В самом деле, — проговорила Лиз. — Что такое! — и с силой толканула дверь плечом. Раздался скрежет косяка, замок сломался, и дверь в лабораторию Роджера распахнулась.
Счетчик по-прежнему потрескивал вяло. Лизбет включила свет и оглядела огромную комнату, сплошь уставленную диковинным оборудованием. В ее сердце вошла гордость за сына, за то, что он самостоятельно справился с наукой и произвел на свет то, что ему нужно было…
Она добралась до печки, и здесь счетчик из еле живого превратился в стрекочущего кузнечика.
— Вот оно, — прошептала Лизбет и разглядела на стенке печи кусок какой-то горелой плоти, угли почти законсервировались. Присмотрелась внимательно, морщась от смертельного стрекота. — Гусь! — вспомнила она. — Новый год!
И тотчас бросилась вон. Не от страха, что хлебнет этой самой радиации, а опять к телефону, звонить сыну.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — сдерживая волнение, спросила Лизбет.
— Да, — удивился Роджер. — А что такое?
— Ты когда-нибудь кровь сдавал?
— Делаю это каждые три месяца.
— А когда в последний раз?
— Неделю назад… Да что такое?
— Все нормально?
— Абсолютно.
У нее слезы из глаз потекли от счастья. Она прижала счетчик Гейгера к груди и удивилась сама себе, что в организме обнаружилась душевная влага.
«Бедные японцы», — жалела жителей Хиросимы и Нагасаки Лизбет.
Она решила, что выделит миллион фунтов для разработки новых методик лечения лучевой болезни. На том и успокоилась. Видела себя в зеркале огромной, с тяжеленным задищем, и была уверена, что плоть справится с болезнью!