Русское стаккато — британской матери
Шрифт:
А Роджер, до звонка наблюдавший пьяную голую Лийне, теперь думал, что мать его потихоньку сходит с ума… Как Лийне похожа на его мать…
Роджер с Лийне поехали в Россию, вернее на самый край ее, только через три года. Они находились в составе делегации «Дружба с Коловцом» и тряслись в русском вертолете над озером Ладога. Их кидало и бросало в воздушные ямы. Роджер смотрел на крутящиеся лопасти машины и был уверен, что они отвалятся…
Наконец сели на бетонную площадку, где их встречали.
— Это
По салону вертолета скакал молодой переводчик и предупреждал тех, кто в первый раз, что православные крестятся справа налево.
А потом состоялась трапеза, на которой угощали ладожской ухой.
Роджер, не переваривающий рыбу в супе, особенно под чтение церковных поучений, тихонько встал и вышел из трапезной. За ним поспешила Лийне, которая щебетала, что знает монастырь как свои пять пальцев и покажет Роджеру все его достопримечательности.
А ему было скучно в этом унылом, почти растерзанном временем и суровым климатом монастыре. Тем не менее он шел за Лийне и вполуха слушал ее комментарии.
— Монастырь организовался в пятнадцатом веке, и с тех пор в нем ничего не перестраивалось. Все постройки относятся к тем же временам… Видишь, монахи возвели свое убежище в виде каре, а их кельи расположены в монастырских стенах. Там они живут, как жили их предшественники пятьсот лет назад. Электричество включают на пару часов, так как нет денег на солярку, чтобы дизель завести, который эту электроэнергию вырабатывает. Кельи обогреваются дровяными печками. Воду пьют из Ладоги.
— Фильтрованную? — почему-то спросил Роджер.
— У них нет денег на фильтр.
— Мы взяли с собой воду?
— Не будешь же ты пить минеральную, когда они пьют из озера?
— Буду, — с уверенностью ответил Роджер. Лийне замолчала, и они просто шли по территории.
В каком-то углу в кучу были свалены всякие деревянные отходы, а над ними стоял деревянный крест, к середине которого была прибита табличка.
— Что здесь написано?
— «Об-рез-ки сто-ляр-ныя», — с трудом прочитала Лийне. — «Не укра-ди!»
— Что это значит?
Лийне перевела призыв на английский язык, и Роджер зло засмеялся.
— И монахи, значит, воруют!
— Может быть, это для нас написано!
Роджер перестал улыбаться и, задрав голову в небо, увидел под ним колокольню.
— Я пойду туда! — решительно произнес он и скорым шагом направился к храму.
— Нельзя! — испугалась Лийне. — Без разрешения!..
Но он уже шел через весь храм, ища лестницу, ведущую на колокольню. А Лийне бежала вслед за ним и злилась отчаянно. Ей даже хотелось его сильно ударить в спину, но она не могла догнать Костаки, быстро взбирающегося по крутой лестнице.
Он добрался до самого верха и вылез на воздух, вспугнув при этом облезлую ворону. Смотрел на ряд колоколов, подвешенных на крючья, и удивлялся самому здоровенному. Не мог понять, из каких
Она догнала его и еще долго стояла молча, отпыхиваясь, и смотрела на Ладогу. Затем сказала по-русски:
— Звониса.
— Откуда ты русский язык знаешь? — спросил он.
— Я часто бываю в русских монастырях.
— Зачем?
Он расстегнул пальто и достал из чехла свою любимую Жирнушку.
— Мне нравится. Дух какой-то особенный у таких мест. У нас все вылизано, как в музеях, а здесь люди живут!..
Он уже не слушал ее. В животе плеснулось адреналином, и он погладил Жирнушкой самый большой колокол. Неизвестный металл запел так глубоко и чисто, столько в звуке страдания заключено было, что от неожиданности у Роджера сердце перехватило.
— Что ты! — вскричала Лийне. — Нельзя!!!
— Отстань!
Он ее слегка оттолкнул и еще раз коснулся большого колокола. На этот раз нежнее, а потом другой погладил, поменьше, затем третий, четвертый… А потом рука сама стала выбирать, и такой красоты песня полилась на монастырские стены, такая благодать проливалась, что слезы потекли из глаз Роджера. Лийне уже не останавливала его, а тоже плакала, но не только из-за божественной музыки, но и горда была тем, кто эту музыку создает.
А он все играл и играл, пока душа не опустела… Засунул палочку в чехол и увидел под колокольней всех обитателей монастыря. Хлебопека тетя Маша заливалась слезами, а глаза монахов и их настоятеля блестели снизу, как драгоценные камни.
И только слабоумный Вадик тренькал в звонок своего велосипеда и приговаривал:
— В Выборг поеду! В Выборг!..
А потом настоятель что-то долго говорил Роджеру. Переводчик куда-то сгинул, а Лийне угадывала лишь отдельные слова.
— Душа! — восклицал отец Михаил. — Одаренность… Божественность… — Он крестился и даже подался вперед, чтобы обнять Роджера, но тот уклонился.
Костаки уже пришел в себя, злился на свой чувственный порыв, да еще этот даун раздражал треньканьем в велосипедный звонок.
Отец Михаил все говорил, Лийне пыталась переводить, а Роджеру хотелось попить чистой минеральной водички.
Финка затрясла его за рукав.
— Настоятель предлагает тебе к схимнику сходить!
— Кто это?
— Это монах, который уже пять лет живет в полном одиночестве. Ему приносят только немного хлеба, соли и чая. Оставляют у порога. Остальное он сам добывает.
Роджер поразмыслил немного и понял, что ему интересно взглянуть на человека, который провел в добровольном одиночестве годы.
И они пошли через вековой сосновый лес к краю острова. Отец Михаил и англичанин Роджер Костяки. Всю остальную делегацию оставили на территории монастыря, только Вадик крутил педалями своего велосипеда вослед и приговаривал:
— В Выборг поеду! За красной водой!
По дороге Роджер с неудовольствием заметил, что от настоятеля прет потом, как от коня. Костаки морщился и даже хотел повернуть обратно, представляя, как воняет схимник.