Русское видео
Шрифт:
Умеренная сумма денег, приземистая арабская кровать, два совершенно банальных кресла и полное отсутствие каких-либо продуктов, за исключением, пары пачек превосходного чая — початой и нераспечатанной. Все это скорее напоминало освобождающийся номер в гостинице для спортсменов, чем утопающее в роскоши гнездо преступного элемента…
Тем временем элемент в тюремной больнице проводил не лучшие мгновения своей жизни. Дырка в простреленной руке докучала не больше надоедливой мухи. Мучили мысли. Нет ничего проще, чем истолковать факт пребывания известного (и нечего тешить себя иллюзиями) боевика в одной комнате с мастерски приколотым к креслу хозяином. Все это заставит кого угодно отказаться от поисков иных подозреваемых. «Надо же было так подставиться этим сукам! Неужто при всем опыте не смог собраться, когда застучали по ушам выстрелы? Да нет, просто
— Ну, что Пугень, будем разговаривать? А то вы с утра неважно как-то выглядели, теперь заметно получше. Рад за вас, честное слово. И давайте не наводить уныние друг на друга. Откровенные показания — и мне радость, и вам облегчение. Не разочаровывайте меня, и я не обману ваши надежды. Только чур не врать. Свидетельских описаний внешности ваших соратников у меня больше, чем достаточно, чтобы их найти. Дело идет к соревнованию — кто быстрее покается. А врать… Ну, дело, конечно, хозяйское, но наши дактилоскописты не ошибаются с пальчиками, а там их полная квартира. Публика известная, вот только не трогали их до поры до времени. Вот она и пришла — пора-то. Единственный круг был спасательный — Шах, сами же его и накололи. Зачем?
Строкач выжидательно уставился в лицо раненого, отливающее синеватой бледностью. Тот сумятицы в мыслях не скрывал. Принял решение быстро, отчаянно, как в омут головой. Заговорил торопливо, сбивчиво, искренне, но все равно любознательность майора оставалась неудовлетворенной.
— Не надо, Пугень. Сам воду мутить не люблю, и вам не советую. Просто обидно — за дураков нас считаете, что ли? Чтобы осторожный Шах, без телохранителя, с которым, насколько мне известно, разлучался лишь в постели, приволок домой незнакомых людей да еще и устроил поздний ужин, переходящий в ранний завтрак и завершившийся на рассвете стрельбой? И кто эти люди, оставшиеся в квартире, вам совершенно, просто абсолютно не известно? Ну, что ж, есть основания полагать, что за такую искренность гуманный народный суд, с учетом положительных сторон вашей личности, отвесит вам четырнадцать вместо пятнадцати. За убийство подонка всю катушку не размотают, и высшей меры тоже можете не опасаться. Да и не все ли равно, в конце концов, сколько дадут — думаю, у телохранителя Шаха в тюрьме могут случиться другого рода неприятности. Молчите? Ну-ну.
— Кончайте, майор, смеяться! Будто не понимаете! Тоже, нашли убийцу! Мало того, что самого чуть не угробили, еще и вы «закрыть» грозитесь. Я к этому убийству такое же отношение имею, как к мировой революции. Говорю же: привел Шах не знаю кого. Не верите — ищите. А найдете — убедитесь: я чист. Был в своей квартире, когда все произошло. И не доставайте — мне все равно сказать нечего. У нас длинные языки подрезают. Выйду — сам разберусь.
— Так скоро?
— Не переживайте — суду виднее.
— Это мне переживать? Ну, уж вы, Пугень….
— Повторяю — я чист. А под следствием сидеть — не привыкать. И доброту вашу я в …. видал. Пожалел волк кобылу!.. И нечего меня высиживать — ничего не вылупится. С правды не собьешься. Что гости были у Юрия Семеновича — еще бы не услыхать при нынешней звукоизоляции. Да и через балкон свет было видно. Квартиру? Он мне сделал, не буду вилять. Он все мог. И после этого, вы считаете, я своего благодетеля и угрохал? Фигня… Как обычно, в десять вечера, набросил я замок на его дверь, в тамбуре засов задвинул, и они тоже, изнутри квартиры. Так что дело сделал кто-то из этой троицы…
— Начали,
— Да какая, к лешему, семья? Отца мы с братом знали только по корешкам алиментов, и то пока мать не умерла…
— Я понимаю, в семнадцать лет потерять мать — трагедия… Но такое случается и у других. И сбиваются с круга далеко не все. А у вас осталась, насколько мне известно, тетя. Врач, кандидат наук, они с мужем вполне могли вас поддержать. Тем более, что детей у них нет.
— Не требовались мне ихние подачки. Они скорей задавились бы. Ладно, брат в тюрьме, что делать, не повезло парню, заблудился. Но я хоть и не на зарплату живу, а перед вами чист. И нечего под меня рыть. О себе я сам позабочусь. А этих найдете — вам и зачтется. Я бы сам их, гнид… А язык распускать не могу. Не положено. Хватит и без меня стукачей. Одно только скажу: опасные суки… есть… там. Да только не для меня.
— Предупреждаю: если рассчитываете кого подоить, ну, там, шантаж, туда-сюда — бросьте. Слишком много следов. На свободе никому не гулять.
Раненый помалкивал, понемногу погружаясь в теплый кокон спасительной дремоты. Укрыться, исчезнуть… Сейчас его сила — в слабости.
Короткими перебежками Родюков перемещался из лаборатории в вычислительный центр и обратно. Не будучи ветераном розыска, старший лейтенант испытывал искреннее удовольствие от того, что пришел в милицию в те времена, когда, наконец, и меднолобых чиновников абакумовского закала проняло: бороться с поумневшей и разбогатевшей преступностью возможно лишь хотя бы со средней по нынешним временам технической оснащенностью. Не к чести отечественной промышленности, радующее розыскников оборудование завозилось из весьма социально не близких стран, однако результаты оно давало такие, словно присягнуло на верность социалистическому выбору. Поморгав, компьютер выдал информацию о том, что среди множества отпечатков пальцев, обнаруженных в квартире Шаха, два зарегистрированы в картотеке — самого хозяина и Пугеня. По словесным портретам словоохотливые околоподъездные старушки безошибочно опознавали беглую троицу.
Шурик Рухлядко слишком усердно скрываться и не собирался, понимая обреченность такой затеи. В отличие от остававшихся, как правило, в тени обеих женщин, с которыми он недавно легко и без сожаления расстался, Шурик ни на мгновение не усомнился в вероятности скорой встречи с тружениками следственных органов, и вовсе не такой мимолетной, какие бывали при уплате дани участковым за возможность пораскинуть в людных местах сети азарта. Сворачивать дело Рухлядко не стал, однако осторожно, чтобы не пугать заранее, напустив туману, поведал, кому положено знать, что босс «выбыл», не забыв при этом напомнить со значением, «кто в лавке остался». «Станки» приобрели временную самостоятельность, связанную с тем, что на крючке следствия Шурику неминуемо придется повисеть, но он не преминул подчеркнуть непродолжительность этого периода. Иди потом, окороти разболтавшиеся «бригады»! И еще неизвестно, захотят ли боевики остаться под контролем. Заметная среди них фигура — Лешик — из игры на какое-то время («хорошо бы и навсегда!») выбыл. А без него связи с блатными утрачивали прочность. Конечно, найти в известном «Погребке» упакованных в кожу крепких ребят труда не составляло, но подчинялись-то они авторитету безвременно скончавшегося Юрия Семеновича! Уважение к нему проистекало из каких-то, теперь уже мало кому памятных, лагерных заслуг Шаха. И вовсе не бесспорным казалось, что его преемник будет признан крутыми, жестокими, с волчьей хваткой молодцами. Как бы до дележа империи дело не дошло! Разговор может быть коротким. Все решится в первые минуты. И хотя Шурик умел и любил красно поговорить, но что толку в этом умении, если Цицерона может запросто обломать узколобый дебил, пробивающий без оружия стену в два кирпича!
Вытянутый вместительный зал «Погребка», отделанный с претензией на старину, случайные посетители избегали. Или наоборот, сам «Погребок» не жаловал их. Понятно, мающемуся похмельем, рвущемуся к стойке двинуть рюмку поддельного коньяку, безразлично, что там за тугие бицепсы и стриженые головы сдвинулись за столиками. Любителям же посидеть с девушкой за бокалом шампанского и тающим мороженым следовало поискать иной уголок. Впрочем, человек неглупый, случайно забредший в это заведение в центре города, мог моментально сориентироваться.