Рутьер
Шрифт:
В сердцах влепил затрещину подвернувшемуся под руку Иосту, затем притянул его к себе, обнял и похлопал по плечу:
– Эти, дружок, нам не страшные…
Как потом выяснилось, латники давно преследовали этот отряд германских наемников, оставшихся без найма и ставших на путь обыкновенного разбоя. Но не успели. Почти всю работу сделали за них мы. На поляне, ставшей местом схватки, осталось восемнадцать дойчей… и пять моих черных спитцеров. Про раненых говорить не буду – инвалидов новых не образовалось, а остальные выживут, хотя и посечены крепко.
Матильда, как оказалось, просто сверзилась с седла своей кобылы, когда в лошадку попал арбалетный болт, причем упала очень удачно, в небольшое болотце…
Дома, отмывшись от чужой крови, глянув мельком в зеркало, заметил в своей шевелюре появившуюся серебристую прядь. Однако и немудрено…
Эпилог
– Жан, мальчик мой… – Напротив меня в венецианском кресле сидел конт Жан д’Арманьяк, мой отец, и укоризненно качал головой. – Ты совсем безрассуден…
– Он весь в тебя, Жанно… – Контесса Изабелла д’Арманьяк, моя родная мать, улыбнулась и успокаивающе положила руку на плечо своего мужа и брата.
Она сидела рядом в кресле пониже, одетая в богатое, расшитое золотом и речным жемчугом платье, простоволосая, только в накинутом на голову невесомом, почти прозрачном покрывале, стянутом золотой диадемой.
– Ты его постоянно защищаешь. – Конт недовольно дернул головой. – В его возрасте пора бы уже и повзрослеть. Я, как сейчас помню, дела государственные решал в его годы…
– Он и повзрослел, – контесса опять улыбнулась, тактично прервав мужа, – он скоро станет отцом двух очаровательных девочек…
– Плодить бастардов – нехитрое дело… – Жан д’Арманьяк нахмурился, но на лице пробивалась тщательно скрываемая улыбка. – Лучше бы задумался, как вернуть положенное…
– Секундочку, секундочку… – я возмущенно вскинулся, – какие девочки? Мама, папа, – вы это о чем?
И проснулся…
Черт, опять сон! Пора бы привыкнуть и не реагировать так заполошно. Но о каких девочках мама говорила? Что за бред? Матильда прислала письмо, в котором уверяет, что носит мальчиков. Уже четыре месяца как носит. И Самуил, хренов лекарь, клятвенно подтвердил это…
А если?.. Обрежу пейсы иудею за дезинформацию…
От ужаса и разочарования открыл глаза и не сразу понял, где нахожусь.
Большие резные дубовые панели на стенах. Гобелены с вышитыми на них сценами псовой охоты.
В громадном, богато украшенном цветными изразцами камине догорают дрова, исходя огненными сполохами.
И богато накрытый стол, уставленный золотой посудой.
Повернулся и уткнулся носом в копну иссиня-черных, пышных волос… Рядом со мной, мерно посапывая носиком, сладко спала, закутавшись в меховые одеяла, молодая женщина. Из-под бобрового полога выглядывали мраморно-белая изящная ножка и краешек изящно очерченной попки… Аделина. Аделина Беатриса фюрстерин Гессен-Дармштадтская, Ангальт-Цербстская, герцогиня Нюрнбергская, жена посланника Священной Римской империи при Бургундском Отеле. Между прочим, кажется, какая-то троюродная прапрабабка будущей императрицы всероссийской… Именно той, прославленной историками, кинорежиссерами и писателями Фике, ставшей Екатериной Второй. Охренеть…
Прекрасная и развратная до невозможности немка, наставившая своему престарелому муженьку грандиозные ветвистые рога о множестве отростков немедленно по прибытии в Бургундию. И находимся мы с ней сейчас в ее охотничьем замке недалеко от Брюсселя. Карл перебазировал свой двор в Малый Отель, расположенный во Фландрии. А замок-то любезно подарен ей Карлом Бургундским… Презент в знак приязни и с определенными намерениями… Патрон мой сам далеко не против сходить на сторону, хотя и безумно любит свою жену Мергерит.
М-дя… Прав папаня: пора бы и повзрослеть. А то Карлуша урежет меня на голову и не посмотрит, что я у него
Стараясь не разбудить женщину, встал и побрел, шлепая босыми ногами по медвежьей шкуре, к столу. Налил себе полный бокал вина и жадно выпил. Вчера славно повеселились. Ох и славно. Фурия, а не девка, хоть и герцогиня.
– Komm… – Аделина проснулась и, сонно щурясь, поманила меня к себе пальчиком. – Komm zu mir, mein lieblings grosser B"ar… [16]
16
Иди ко мне, мой любимый большой медведь (нем.).
Немка откинула меховое покрывало и приподняла руками свои совершенные груди. Пальчики ее затрепетали на рубиновых сосках…
О-ох… стервь… Какое тут, на хрен, благоразумие?..
– Jawohl, meine K"onigin! [17] – Бокал, звякнув, шлепнулся на стол, а я рыбкой нырнул в необъятную кровать.
Зарычал, как медведь, и штыковым ударом ворвался в ее горячее лоно.
– Bitte, langsam… [18] – горячо зашептала Аделина выгибаясь всем телом, и впилась коготками мне в спину. – Langsam, bitte, langsa-a-am…
17
Слушаюсь, моя королева! (нем.)
18
Пожалуйста, медленней (нем.).
Бздынь… – Узенькое окошко разлетелось вдребезги, и на медвежью шкуру в россыпи слюды шлепнулся увесистый камень.
Я пулей слетел с Аделины, схватил валяющиеся возле кровати пистоли и метнулся к окошку.
Осторожно выглянул и разглядел под тусклым светом полной луны торчащего внизу осиновым колом юнкера Уильяма Логана ван Брескенса, причем одновременно отчаянно жестикулирующего и удерживающего в поводу своего жеребца.
Что за хрень? Тук сегодня в карауле, обеспечивает с моими лейб-гвардейскими негрилами ближний круг охраны Карлуши.
– Что там есть? – Немка выхватила из-под подушки миниатюрный стилет и тоже выглянула в окошко.
Рассмотрела Тука и грязно выругалась:
– Grune Scheise!.. [19] Что есть там делать этот Soldat?.. [20]
– Это мой оруженосец.
– Я знать… – Аделина разочарованно вздохнула, бросила на пол стилет и прижалась ко мне. – Ты уходить?
– Да, моя роза!
– Gut [21] . Делать это тихо и быстро… – Немка, отблескивая в мерцающем свете тлеющих поленьев в камине идеальными ягодицами и другими очаровательными выпуклостями голенького тела, решительно метнулась к кровати и вытащила из потайного ящика бухту шелковой веревки с узлами. Подскочила к окну и, укрепив крюк, опустила ее вниз.
19
немецкое ругательство, букв. – зеленое испражнение.
20
солдат (нем.).
21
Хорошо (нем.).