Ружья, микробы и сталь
Шрифт:
Китайские стоянки с самыми древними следами растительных культур также содержат костные остатки свиней, кур и собак. К этим первым китайским доместикатам постепенно добавилось множество других. Кроме самого важного, азиатского буйвола (которого можно было впрягать в плуг), список одомашненных животных пополнился тутовым шелкопрядом, утками и гусями. Среди выведенных позднее в Китае растительных культур были соя, конопля, цитрусовые, чай, абрикосы, персики и груши. Кроме того, благодаря восточно-западной ориентации Евразии, еще в древности обеспечившей миграцию многих из этих китайских культур и животных на запад, западноазиатские доместикаты также проникли в Китай и заняли важное место в здешнем сельском хозяйстве. Особенно существенную роль в экономике Древнего Китая сыграли западные пшеница и ячмень, коровы и лошади, а также (в меньшей степени) — овцы и козы.
Подобно
Что касается одного из зловещих побочных продуктов производства продовольствия, инфекций, в большинстве случаев мы не можем точно установить, где именно в Старом Свете возникли его болезни. Как бы то ни было, поскольку европейские документы римского и средневекового периода ясно свидетельствуют о пришествии бубонной чумы и, возможно, оспы с востока, эти заболевания вполне могли иметь корни в Китае или Восточной Азии. Грипп (передавшийся нам от свиней) с еще большей вероятностью имеет китайское происхождение, так как свиньи были одомашнены здесь очень давно и играли важную роль в местном хозяйстве.
Благодаря размерам и экологическому разнообразию, китайский регион породил множество отдельных локальных культур, которые археологи отличают по характерному стилю керамики и артефактов. В IV тысячелетии до н. э. экспансия этих локальных культур повлекла за собой их первичное взаимодействие, соперничество и в дальнейшем слияние. Так же, как китайское производство продовольствия обогащалось за счет обменов доместикатами между экологически различными областями, культурный и технологический арсенал китайцев обогащался за счет обменов между разными культурами, а ожесточенное соперничество между воюющими вождествами запустило процесс образования еще более крупных и централизованных государств (см. главу 14).
Широтный градиент территории Китая, хотя и сдерживал распространение растительных культур, представлял собой менее серьезный барьер, чем в Америке или Африке, — во-первых, потому, что расстояния между северными и южными центрами Китая не так велики, во-вторых, потому, что Китай не перегорожен ни пустыней, как Африка и северная Мексика, ни узким перешейком, как Центральная Америка. Наоборот, две текущих с запада на восток Китая длинных реки (Хуанхэ на севере и Янцзы на юге) способствовали технологическому и аграрному сообщению внутренних районов и побережья, а сравнительно ровный ландшафт по всей ширине его восточно-западной протяженности, который в конце концов позволил соединить две речные системы каналами, облегчал аналогичные обмены между севером и югом. Все эти географические факторы стали одним из условий ранней культурной и политической консолидации Китая — консолидации, к которой Европа, примерно равная по площади, но имеющая более неровный ландшафт и лишенная столь же крупных связующих рек, не пришла за всю свою историю.
Хотя некоторые новации, в частности чугунное литье и выращивание риса, распространились с юга на север, преимущественно культурная диффузия в Китае протекала в обратном направлении. Эта тенденция ярче всего проявилась в случае письменности: в отличие от Западной Евразии, которая в древности породила множество систем — шумерскую клинопись, египетские
Сохранившиеся письменные документы I тысячелетия до н. э. демонстрируют, что в культурном отношении китайцы уже тогда (как и многие из них сегодня) были склонны ставить себя выше иноязычных «варваров», причем северные китайцы считали варварами даже своих южных соплеменников. Вот, например, как описывал остальные народы Китая автор конца эпохи Чжоу (I тысячелетие до н. э.): «Люди этих пяти областей — Срединных царств, страны Ронг, страны И и другие дикие племена вокруг них — все имели свою природу, изменить которую было не под силу никому. Племена к востоку назывались И. Они не убирали волосы и носили татуировки на теле. Некоторые из них ели пищу, не приготовленную на огне». Дальше чжоуский хронист рассказывает о столь же варварских обычаях южных, западных и северных племен, которые позволяли себе ставить ноги стопами внутрь, разукрашивать лоб татуировками, носить шкуры животных, жить в пещерах, не питаться зерном и, разумеется, есть сырое.
Государство северокитайской династии Чжоу и другие, организованные по его образцу, распространились по территории Южного Китая в течение I тысячелетия до н. э. Кульминацией этого процесса стало политическое объединение Китая при династии Цинь в 221 г. до н. э. В тот же период ускорилась культурная консолидация региона, по мере того как письменные «цивилизованные» царства Китая ассимилировали бесписьменных «варваров» или заставляли их подражать себе. Такая культурная унификация не обходилась без ужесточений: в частности, первый циньский император объявил все прежде написанные книги бесполезными и повелел их сжечь — к великому вреду для наших познаний о ранней китайской истории и письменности. Благодаря этой и подобным ей драконовским мерам, сино-тибетские языки распространились почти по всей территории Китая, а непрерывные ареалы мяо-яо и других языковых семей раздробились на ныне существующие фрагменты.
Превосходство Китая в сельском хозяйстве, технологиях, письменности и политической организации означало, что развитие соседних восточноазиатских регионов находилось в колоссальной зависимости от его новшеств. Например, до IV тысячелетия до н. э. бо§льшую часть тропической Юго-Восточной Азии населяли охотники-собиратели хоабиньской культуры (по названию вьетнамской провинции Хоа-бинь), для которой были характерны грубо отесанные галечные орудия. Однако в дальнейшем здесь стали распространяться сельскохозяйственные растения китайского происхождения, неолитические технологии, оседлый деревенский образ жизни, керамика, схожая по стилю с южнокитайской, а также, вероятно, языки южнокитайских языковых семей. Экспансия бирманцев, лао и тайцев на юг из Южного Китая, происходившая уже в историческое время, завершила китаизацию Юго-Восточной Азии. Все эти современные народы — не такие уж дальние потомки южнокитайцев.
Китайский натиск был настолько мощным, что нынешние человеческие популяции тропической Юго-Восточной Азии почти не сохранили следов прежнего заселения региона. Лишь по трем реликтовым группам охотников-собирателей — негритосам-семангам Малайского полуострова, андаманцам и негритосам-веддойдам Шри-Ланки — мы можем судить, что прежние обитатели тропической Юго-Восточной Азии, скорее всего, имели темную кожу и курчавые волосы, как современные новогвинейцы, а не светлую кожу и прямые волосы, как ее сегодняшние обитатели и их родственники южнокитайцы. Эти негритосские группы Юго-Восточной Азии, возможно, являются последними уцелевшими фрагментами коренной популяции, выходцы из которой колонизировали Новую Гвинею. Семанги, поддерживавшие постоянные обменные отношения с соседями-земледельцами, оставались верны охоте и собирательству, однако переняли у них австроазиатский язык — повторяя, как мы увидим, судьбу филиппинских негритосов и африканских пигмеев, которые, не отказываясь от охотничье-собирательского образа жизни, перешли на язык своих аграрных соседей. Только на далеких Андаманских островах сохранились языки, не относящиеся к южнокитайским семействам, — последние выжившие из предположительно сотен ныне не существующих аборигенных языков Юго-Восточной Азии.