Рваный край

Кристофер Джон

Были еще удары, но не очень сильные, и интервалы между ними становились больше. Он подумал о Джейн и обрадовался, что она далеко от острова. Около двухсот миль – более чем достаточно для безопасности. Потом стал думать о своем будущем. Все его деньги вложены в теплицы и дом. Он попытался вспомнить, что говориться в страховом полисе о землетрясениях. Ему все же повезло. Он жив. С холодной уверенностью он почувствовал, что большинство его соседей погибло. Не слышалось ни звука. Даже собачий вой прекратился.

На востоке небо из черного стало пурпурным, а когда поблекли звезды, голубоватым. Земля время от времени вздрагивала, но не сильно, почти мягко. Мэтью, замерзший, с затекшим телом, спустился

со своего насеста и потянулся.

Тропа, шедшая вдоль теплиц, вела к ферме Маржи. Стекло лежало как замерзшее озеро, отороченное, как кружевами, обломками строений. Под ним, как затонувшие водоросли, лежали раздавленные зеленые растения, местами с красными пятнами. Рядом виднелась груда обломков на месте упаковочного сарая, где лишь накануне были подготовлены к упаковке пятьдесят подносов со спелыми помидорами. Больше четверти тонны. Мэтью отвернулся и пошел дальше.

Вид фермы Маржи оказался более шокирующим, чем вид собственного дома. Та же идиотская груда кирпичей и гранитных плит, лишь на несколько футов поднимающаяся над землей. Мэтью медленно пошел вперед. Он думал, что может кому-нибудь помочь, освободить попавшего в завал. Зрелище фермы лишило его такой надежды. Он обошел вокруг груды, не найдя даже места прежнего входа. Самые разные вещи перемешались здесь: занавески и посуда, разбитая мебель, поднятый палец торшера, раскрытая книга, придавленная куском шифера. А в центре торчала человеческая рука в протесте или мольбе. Она выглядела очень молодой и белой. Дочь, вероятно, Тесси. В конце лета она должна была выйти замуж за молодого парня из гаража. Мэтью отвернулся и ушел.

Дойдя до развалин своего дома, он понял, что замерз и проголодался. Он смотрел на груду камня и обломков дерева, пытаясь определить, где была кухня. Осторожно поднялся на развалины и увидал светлую дверцу холодильника. Он сбросил сверху несколько бревен и начал расчищать подход к дверце. Сначала шло легко, но потом все труднее и труднее. Наконец он добрался до непреодолимого препятствия – дубовая потолочная балка прижала дверцу. Он выпрямился, вспотев. Голод грыз еще сильнее из-за разочарования. Осмотревшись, он увидел пеструю этикетку консервов. Подобрал консервную банку. Франкфуртские сосиски. Джейн любила их, а он нет. Он знал, что сможет их съесть сырыми. Мэтью сухо глядел на банку в руках. Теперь нужен консервный нож.

Он вспомнил, что нож лежал в ящике кухонного шкафа. Под ногами скрипнул обломок зеленого стекла – отделка кухонного шкафа. Мэтью начал, как терьер, ворошить обломки.. Он нашел чашку, на удивление целую, но консервного ножа не было. Поиски продолжались долго, и он отказался от них, лишь когда нашел еще несколько консервных банок. Жареные бобы, спаржа и сардины. Отбросив первые две в сторону, он взялся за сардины: у них нож крепился к банке.

В саду у Мэтью стояло несколько каменных грибов – древних насестов для гернсийских ведьм. Один из них упал, но остальные устояли. Мэтью сел на гриб и осторожно вскрыл банку сардин. Он пальцами брал рыб и ел их одну за другой. Потом поднял банку и выпил масло. Машинально осмотрелся в поисках урны для банки: в своем хозяйстве он методично следил за тем, чтобы не привлекать мух. Потом вспомнил о руке, торчащей из руин фермы Маржи, и гневным движением отбросил банку.

Теперь совсем рассвело. Взошло солнце, и стало видно всю местность. Странность заключалась не только в грудах развалин на месте дома и теплиц, но и в самом наклоне земли. Впервые Мэтью осознал происшедшее. Боже, подумал он, весь остров, должно быть, изогнуло. Он увидел обрывок провода и узнал его – телефонный провод. Джейн сказала, что снова позвонит утром. Можно ли будет связаться с ней днем? Или провода оборваны на всем острове? Последнее казалось более вероятным.

Во

всяком случае, оставаться здесь не было необходимости. Для жителей фермы Маржи он ничего не мог сделать, но, может быть, удастся помочь кому-нибудь другому. Например, Карвардинам. После еды он чувствовал себя лучше. Голод, вероятно, был больше психологическим, чем реальным, – необходимость в уверенности. Мэтью снова осмотрел руины. Есть ли здесь что-нибудь полезное, такое, которое можно взять с собой без особых усилий? Увидев что-то еще, он улыбнулся. Серебряный кубок, полученный за победу в боксе, когда он был младшим офицером. Грабители подберут его, если только остался кто-нибудь в живых. Ему, во всяком случае, он не нужен.

Но потом он увидел предмет, который мог оказаться полезным, – ружье, воткнувшееся ложем в мягкую землю. Оно заряжено. Он проверил предохранитель и надел ремень на плечо. Мэтью не знал, почему, но ему казалось, что разумно взять ружье с собой.

Мэтью спускался по новому склону к светлеющему востоку. Сохранилось несколько сотен ярдов тропы, ведущей к главной дороге. В конце тропы группа деревьев, вырванных с корнем, преграждала путь. Ему пришлось взбираться на откос, чтобы обойти их. Их вытянутые корни тянулись к небу на краю щели в несколько футов глубиной. Теперь Мэтью видна была пустая дорога и остатки нескольких коттеджей. То же абсолютное разрушение, та же тишина. Рассвело уже давно, но птиц не слышно. Что с ними случилось? Сброшены с ветвей и разбились о землю? Или улетели в поисках убежища на далекой безопасной земле? Или настолько ошеломлены, что молчат? Он шел, прислушиваясь к звуку собственных шагов.

Дорога была пуста: мало кто мог оказаться на ней в момент землетрясения. Она изгибалась; Мэтью пересекал дугу круга, в центре которого стоял его дом. С чувством облегчения услышал он знакомый звук – крик осла. Один из четырех ослов, которых много лет держала мисс Люси. Джейн на пути в школу кормила их кусками хлеба, торта и яблоками. Значит, есть еще жизнь. Мэтью заторопился на звук.

Дом превратился в груду камня, пыли и разбитых предметов. Мэтью мимо руин прошел к тому месту, где находились стойла, и к загону. У обрушившейся изгороди лежало тело одного осла, немного дальше виднелся второй. Мэтью по прежнему слышал ржание и прошел в поле. Оно было Г-образной формы и огорожено изгородью из терна, бузины и ив. Поле ограничивал также ручей.

Увидев его, осел закричал еще громче и жалобней. Он лежал и одна нога его была подвернута под таким углом, что ясно было, что она сломана. Мэтью подошел к животному и похлопал его по голове. большие влажные глаза смотрели на него, ослик хрипло застонал. Мэтью прижал ствол к голове животного, спустил предохранитель и нажал на курок. В тишине прозвучал выстрел, волосатая голова откинулась.

Мэтью возвращался к дороге, когда снова услышал ржание. Он повернулся и с недоверием посмотрел назад. Звук доносился не с поля, а из изгороди; взглянув туда, он увидел четвертого осла. Тот застрял в густых ветвях терновника. Вид был такой комичный, что Мэтью чуть не рассмеялся. Он перешел ручей и начал пробиваться сквозь заросли.

Осел был зажат прочно, но казался невредимым. Вероятно, его забросило сюда одним из первых толчков. Осел бился и из-за этого еще сильнее запутался в коконе из колючих ветвей; но кокон и сохранил его, как бамбук спас Мэтью. Теперь необходимо освободить животное. Мэтью попытался растащить ветви голыми руками, но лишь поцарапался. Нужно оружие – топор или что-нибудь такое. Он подумал, что сможет найти что-нибудь в развалинах конюшни. Мэтью, пятясь, выбрался из зарослей, и осел ржал ему вслед. Теперь Мэтью узнал его – это была светлая ослица, по кличке Паутинка: четыре осла были названы именами фей Титании.