Рваный край

Кристофер Джон

– В какие места? Вы думаете, у нас было хуже, чем везде? Разве другие страны не пришли бы тогда нам на помощь?

– Да, – согласился он. – Может, нам еще повезло.

– Зависит от того, что вы понимаете под этим «повезло». – Голос ее неожиданно стал хриплым, но после паузы она продолжала более мягко: – Вскоре после катастрофы Лоуренс отыскал приемник. На батареях и транзисторах, с тремя или четырьмя полосами частот. Он казался вполне исправным. Когда он включил приемник, послышался лишь треск. Никаких сигналов. Он долго проверял все волны.

Ни одной станции.

– У вас еще есть этот приемник?

– Нет. Мы оставили его там. – Увидев его удивленное выражение, она добавила: – Он не относится к категории жизненно необходимых вещей.

– Даже если тогда эфир был мертв, станции могут заработать снова.

– Приемник может работать, пока есть батареи.

– Что-нибудь могло произойти за это время. В тех частях, которые затронуты слабее.

– Возможно. – Она остановилась, глядя на покрывающие изгородь цветы шиповника и вьюнка. – А что нам от этого?

– Возможно, где-то сохранилось организованное общество.

Она пошла без предупреждения, и он вынужден был догонять ее. Эйприл сказала:

– Никто не придет к нам на помощь. Нужно сознавать это. Нет самолетов, опускающихся с небес с грузом. Нет больших пароходов с мясом, зерном, бананами и авокадо. – Она повернулась к нему с жалкой улыбкой. – Вы ведь это знаете? И даже моря нет. Помощи ждать неоткуда.

Мэтью кивнул.

– Да, знаю.

Некоторое время они шли молча. Теперь они находились в поле и приближались к небольшой рощице. На опушке ее рос дуб. Высокое столетнее дерево с мощным стволом. Он еще жил, но был наклонен под острым углом; на противоположной стороне часть корней торчала в воздухе.

Мэтью сказал:

– Зимние бури прикончат его.

– Да.

Эйприл подошла к дереву и на мгновение прижались к его коре. Жест был непонятный, но печальный. Мэтью смотрел на нее, снова, как и тогда утром у ручья, сознавая ее красоту и необычность. Она повернулась к нему, и он хотел заговорить, объяснить, что он чувствует. Но она заговорила первой.

– Дети любили его. На него легко было взбираться, даже когда они были маленькими, и на нем так много ветвей, и легко спрятаться в листве. Мы часто приходили сюда, они лезли на дерево, а я смотрела, как они поднимаются все выше и выше – тут и там мелькали их фигуры, – и слушала их голоса. И, конечно, сердце у меня замирало, я боялась, что они упадут, но знала, что не должна их звать.

– Они были все мальчики?

Эйприл кивнула.

– Пяти, семи и десяти лет. Старше всех был Энди. Дэн хотел, чтобы он уехал в школу, но я воспротивилась. Это был первый случай, когда мы поссорились. В конце концов согласились на компромисс. Он должен был оставаться дома до тринадцати лет.

Мэтью мог бы испытывать затруднение, слушая ее рассказ о детях, но ничего подобного не испытывал. Она доверчиво раскрывалась перед ним, и в голосе ее звучало прощение и любовь к умершим.

Он сказал:

– Я видел их могилы.

– Да. Проходишь через разные стадии. До сих

пор бывают тяжелые минуты, но не так часто. И не может быть хуже, чем засыпать их землей.

Они пошли назад к гроту. Мэтью держал Эйприл за руку; пальцы их переплелись, сообщая друг другу теплоту и уверенность. Она говорила о дальнейших поисках – придется уходить подальше, чтобы найти что-нибудь нужное. Хотя она не сказала этого, но у него создалось впечатление, что она примирилась с необходимостью уйти отсюда, переселиться в другое место. Он сказал, говоря общими словами:

– Пока мы живем прошлым. Это значит, что больше добычи там, где раньше жило больше людей. И риск бандитов, конечно, тоже больше. Это ничто вроде промежуточной территории. Она достаточно изолирована, чтобы создать трудности при поисках продовольствия, но недостаточно изолирована для случайных посетителей.

Она покачала головой.

– Они не имеют значения.

– Сомневаюсь, чтобы Арчи согласился с этим.

– Мы глупо поступили, положив все свои яйца в ведро, а потом спрятав это ведро. Я согласна с этим. Но теперь мы поумнели. Если это случится снова, не будет надобности, в героике. Арчи отведет их к колодцу.

– Но дело ведь не только в этом?

– А в чем еще?

– Если бы мы пришли позже…

– Ну?

Ее непонятливость удивила его. Он сказал:

– Две женщины, одна из них по крайней мере очень привлекательна. Дело не только в запасах.

Она остановилась и посмотрела на него. В ее взгляде было недоверие и еще что-то, что он не смог определить.

– Вы думаете, что пришли вовремя, чтобы спасти нас от изнасилования?

– Это могло бы случиться.

Она коротко резко рассмеялась.

– Неужели? Почему вы думаете, что?… Потому что мы об этом не говорили? Или, может быть, потому что они дали нам натянуть трусы? Конечно, это деликатно с их стороны, но они решили позабавиться с Арчи.

Он слышал горечь в ее голосе и понимал, что эта горечь частично вызвана им, его замешательством, шоком от осознания и даже, хотя он боролся с этим, каким-то отвращением. Он ужасался не только от происшедшего, но и от того, как она об этом говорила, небрежно и грубо.

Избегая ее взгляда, он сказал:

– Я не знал. Простите.

– Вы ничего не знали. Но чего же вы ожидали сегодня при встрече группы мужчин с беззащитными женщинами?

Он невольно спросил:

– Это случалось и раньше?

– Смотрите на меня! – Лицо ее было гневно искажено. – Хотите знать, как это случилось в первый раз? Через день после того, как я нашла Лоуренса, на второй день после того, как я выкопала эти могилы. Я первой увидела их. И позвала, потому что думала, важнее всего объединиться выжившим. Я думала, что если люди и могут измениться, то только в лучшую сторону. Я перестала в это верить, когда они схватили меня. Конечно я сопротивлялась. Тогда я еще не поняла, как глупо сопротивляться. Это был единственный раз, когда было по-настоящему больно.