Рябиновый мед. Августина
Шрифт:
Какое-то нарочитое достоинство читалось в ее молчаливой фигуре, и это обстоятельство особенно коробило его.
— Значит, вы, Мария Сергеевна, сознательно ведете с детьми разговоры на церковные темы?
Маша вскинула на начальника удивленные глаза. Подумав, согласилась:
— Сознательно.
— А вы, милочка, понимаете, что теперь за это бывает?
Маша молчала.
— Хорошо. Спросим по-другому. Вы, матушка, готовы в Сибирь отправиться за вашего Христа?
Маша посмотрела прямо в глаза начальнику, и он с удовлетворением отметил
— Готова.
Повисла пауза. Начальник шумно выдохнул, затем поднялся со своего кресла и развел руками:
— Что ж, дорогая Мария Сергеевна… Боюсь, что нам с вами, в таком случае придется распрощаться.
Маша вышла из Наркомпроса, медленно перешла площадь. Снег искрился так, что слезы выступили на глаза. Она вдруг подумала, что сегодня непременно напишет письмо Алешке с Асей в Среднюю Азию. Опишет нынешние снега, совершенно шикарную зиму. Ведь им там, в песках, так этого не хватает… Домашним Маша ничего не сказала, но потихоньку собрала узелок — теплые носки и белье. Она и в самом деле приготовилась, но прошли каникулы, ей было предложено уволиться, что она и сделала, хоть и жалко было бросать школу и класс. Маша ждала худшего, ее душа потихоньку готовилась все претерпеть. Но тянулась бесконечная зима, тянулись вверх пепельные дымы печных труб, и туда же, в небо, летели искренние Машины молитвы…
…Кончилась зима, скорее напоминавшая русскую осень, и новое весеннее цветение Бухары назойливо сулило перемены. Но Ася плохо верила посулам природы. Она жила, не зажигая внутри себя огня, полупотухшая, механически делая то, что привыкла делать всегда — крахмалила простыни, чистила мелом бронзовую посуду, сушила на плоской крыше инжир и тутовник, ходила на службу. Свою работу в части она считала благом, ибо та занимала много времени и давала возможность быть на людях. Вечерами по-прежнему втроем — с Зульфией и Алексеем — курили, Алексей — кальян, Ася — свою трубочку, а Зульфия посасывала насвой — смесь табака и опиума, иногда пили чай на террасе.
Вот только гитару она давно не брала в руки, и та висела на стене в качестве украшения, напоминая об уплывшей в дальние дали юности.
Едва успели сжиться с новостью об исчезновении Арсланбека, Бухару взволновала другая весть: в долине за городом русские устроили раскопки. Предположения строили разные. Одни говорили, что иноверцы ищут золото, спрятанное еще воинами Тамерлана, другие утверждали, что пришельцы хотят откопать священные письмена, где сокрыта тайна бессмертия. Так или иначе, новость не могла обрадовать жителей Бухары — русские вновь вторгались, нарушали покой предков.
Все эти новости Ася узнавала от соседки, но они мало волновали ее. Она, как грецкий орех, была закрыта в скорлупу своего горя. Вознесенский, глядя на жену, сокрушался — ну как достать ее из этой скорлупы? Ничто не могло пробиться, всколыхнуть
Однажды вечером Алексей вернулся со службы расстроенным. Он молчал, курил, а затем позвал Асю гулять. Она собралась, и они отправились бродить. Они полюбили бродить за городом, в долине. Сейчас там буйствовали тюльпаны.
Они дошли до края долины, дальше открывалось песчаное поле с установленными по краю палатками. Вдалеке копошились люди, на веревке сушилось белье. Женщина в котелке варила похлебку.
— Вот и археологи. Подойдем?
Подошли, поздоровались. Вознесенский представился, разговорились. Оказалось — раскопки дали положительный результат. Уже кое-что удалось найти. А ведь стране нужна любая помощь. Кто-то воюет, а кто-то раскапывает клады.
Пожилой мужчина в светлой шляпе принес плоский ящик с экспонатами.
— Вот, украшение древней женщины. А это посуда. Монеты.
Вознесенский с интересом рассматривал. Ася смотрела вдаль, где по краю поля, соревнуясь с ветром, летел всадник. Это был русский всадник, но не из военных. Рубаха цвета здешнего песка пузырилась за спиной.
— Ваш товарищ? — поинтересовался комиссар у археолога, проследив взгляд жены.
— Наш. Это у него вечерняя разминка.
— Вы поосторожней со скачками. Места здесь неспокойные.
— А ваш командир нам красноармейцев для охраны выделил, — похвалился археолог.
— Знаете, как говорят — на Бога надейся, а сам не плошай. Ну, здравия желаю.
Вознесенские вернулись домой.
— У меня для тебя новость, — улыбнулся Алексей, наблюдая, как Ася механически расправляет постель. Поправила подушки, отогнула уголок одеяла. Все как всегда, но это не та Ася. Ее наполовину нет.
— Еще одна новость?
— Помнишь, я говорил тебе, что послал запрос командованию Артема о его переводе к нам?
— Ну.
— Так вот, пришел положительный ответ. Будем ждать гостей. Наконец-то познакомимся с его женой, все же тебе не так скучно будет.
Он с улыбкой ждал ее реакции. Он получил ответ еще утром, но берег свою новость на вечер.
Ася посмотрела на него и попыталась улыбнуться — знала, что он ждет от нее радости.
— Это здорово. Нет, в самом деле, я рада. Нужно будет приготовить для гостей Марусину комнату.
И они принялись обсуждать, что нужно сделать, что купить на базаре и что приготовить.
И последующие дни Ася занялась приготовлениями, хотя было неизвестно точно, когда именно ждать. Она отправилась на базар, чтобы пополнить запасы риса и специй для плова. Ася уже не опасалась ходить по городу одна. Вместе с потерей сына были потеряны и все ее страхи. Она шла по базару в своем обычном платье и соломенной шляпке среди скопища смуглых мужчин в тюбетейках и полосатых халатах — смотрела, пробовала, торговалась. Ее корзинка почти наполнилась, когда над самой головой раздалось:
— Августина!