Рядом с молниями
Шрифт:
Машина тронулась.
— Вот так, дорогой мой солдат, — посмотрев на Андреева, произнес Михаил Иванович.
Андреев, взглянув в боковое зеркало, сказал:
— Жизнь... Сколько в ней всякого разного, ясного и простого, сложного, непонятного...
Они ехали по лесной дороге и каждый думал о своем.
3
Климов и Наталья Васильевна Зарубина медленно шли по дорожке в сторону Снегирей.
— Что это вы, Владимир Александрович, так строго разговаривали с директором? Он прямо вытягивался
— Дело, Наталья Васильевна, не в тоне разговора, а в существе. Если речь бы шла о заготовке дров, можно бы мягче с ним, а здесь ведь дети.
— А у вас есть дети? — неожиданно для себя самой спросила Зарубина.
— Был сын, — тихо ответил Климов. — Он и жена погибли в авиационной катастрофе... Вот уже три года.
— Простите, Владимир Александрович. Простите...
Какое-то время они шли молча.
— Наталья Васильевна, — нарушил затянувшуюся паузу Климов, — слышал, вы ученая-астроном. Если не секрет, над какой проблемой работали?
Вопрос показался Зарубиной случайным, ненужным, но она не обиделась, понимая, что непросто им обоим преодолеть возникшую неловкость. И она ответила, как могла, непринужденней:
— Какой секрет? Никакого секрета нет. Еще студенткой Ленинградского университета я увлеклась астрофизикой. Потом, когда мне повезло и я оказалась в Париже в аспирантуре, мы с группой товарищей теоретически и практически доказали, что планетарные туманности не могут быть стационарными. Путем тщательного анализа пришли к выводу, и он действительно был правильным, о том, что вся Галактика в противоположность общепринятым ранее представлениям является системой, в которой происходят бурные и быстрые изменения. Нам удалось доказать научно существование нового типа звездных систем — звездных ассоциаций. Входящие в эту систему звезды быстро удаляются друг от друга, таким образом, оказалась нестационарной и наша Галактика, поскольку возникновение молодых звезд продолжается и по настоящий день. Вот, в общем, моя и моих товарищей научная работа.
Она остановилась и, улыбаясь, добавила:
— Владимир Александрович, вам, наверно, не интересны разговоры про Галактику, Вселенную? А про армейскую службу — я не умею...
Он тоже остановился, вскинул голову, глаза их встретились, и они оба несколько растерялись. Она рассмотрела, что глаза у Климова карие, немножко грустные. «Но, наверное, бывают они и жесткими, как галька», — подумала про себя Наталья Васильевна.
Климов, видно, был и сам порядочно взволнован возникшей заминкой, потому что сразу начал говорить деревянным голосом:
— Меня интересует все, что относится к вашей работе и жизни...
— В таком случае, я готова рассказывать о своей работе сколько угодно, — улыбаясь своим мыслям, ответила она.
Красота Натальи Васильевны была скрытая и своеобычная, она могла проявиться и блеснуть лишь при каких-то особых обстоятельствах, к примеру, таких, какие возникли сейчас. Женщина показалась Климову столь прекрасной, что он непроизвольно потянулся к ней, но тут же осекся и шагнул в сторону. Перед ним была дорога, обычная лесная дорога.
— Уж не собираетесь ли вы меня бросить одну в лесу? —
— Да-а, по звездам, вы же астроном, — поддержал Климов ее шутку. И сам испугался своего игривого тона, посуровел: — Интересная у вас работа. Особенно сейчас, когда в космос вот-вот начнут люди летать.
— Вы думаете, это произойдет скоро? — Она сразу стала серьезной, сосредоточенной.
— К тому идет...
— Ну, если даже и не так скоро, все равно дела в космосе всем хватит. В связи с тем, что ракеты уже выводят спутники в околоземное пространство, я начала подумывать о том, что складывается реальная возможность запуска в стратосферу астрономической обсерватории для изучения процессов на солнце.
Климов недоверчиво посмотрел на Наталью Васильевну. Ему казалось почти неправдоподобным, что она может так легко говорить о сложнейших научных проблемах.
А Зарубина уже рассказывала о том, как она представляет себе астрономическую лабораторию. На ее борт, мечтала она, можно поставить большой телескоп, солнечный спектрограф с фотокамерами, снабдить системами автоматического поиска, наведения, слежения и стабилизации программных устройств и систем телевидения. Астроном сможет, находясь, скажем, в Снегирях, наводить телескоп на отдельные участки солнечной поверхности для фотографирования. Так что космическая эра заставила все отрасли науки, в том числе и астрономию, задуматься над такими проблемами, которые раньше считались не только отдаленными, но и просто фантастическими.
Вдруг Зарубина спохватилась:
— Видите, Владимир Александрович, я так заговорила вас, что мы незаметно дошли до исполкома. Как только начнет работать наша обсерватория, прошу в гости. Персонально вас.
— Спасибо! А вы говорили просто и так интересно и, если вас не затруднит, прочитать нашим офицерам и солдатам несколько лекций о Вселенной, мы были бы вам очень признательны.
— Непременно, но с одним условием: на всех лекциях вы лично будете присутствовать.
— Это почему же?
— А кто будет обеспечивать воинский порядок? — засмеялась Зарубина. Она подошла вплотную к Климову, коснувшись пальцами рукава его шинели, попросила: — Владимир Александрович, постарайтесь быть немного помягче. Это важно и для вас, и, особенно, для всех окружающих людей... Во-он на холме наша обсерватория. Видите, два купола на красном кирпичном доме? Ниже коттедж, в котором я живу. Будет время, заезжайте на огонек. Напою вас крепким чаем, с травами.
Она улыбалась открыто, доверчиво.
Климов по-прежнему чувствовал себя скованно, отводил глаза в сторону.
— Идите, Владимир Александрович. Вас ждут в исполкоме. — первой предложила Зарубина и, прощально кивнув, пошла в сторону обсерватории.
Ей не хотелось с кем-либо встречаться, а тем более говорить, хотелось подольше сохранить в себе тихую радость и смутные надежды, родившиеся в душе в эту недолгую, но такую счастливую лесную прогулку.
Домик, где жила Наталья Васильевна, стоял на склоне горы. Окна спальни и рабочей комнаты смотрели в лес, начинавшийся сразу за домом. В квартире было тихо, уютно.