Рядом с нами
Шрифт:
Софья Александровна не жалела сил на то, чтобы поднять на ноги своего сына. А сын вместо благодарности буквально терроризировал свою мать.
Мы узнали о неурядицах в семье Клочковых из письма жильцов дома № 13 в редакцию.
"Мальчик обнаглел до того, — писали жильцы, — что вчера на кухне ударил родную мать".
Гнусное поведение четырнадцатилетнего голубевода возмутило всех, кто читал письмо в редакцию. Поднять руку на родную мать! И каждого из нас во всем этом деле волновал один вопрос: каким образом в трудовой советской семье мог вырасти такой шалопай?
Для того чтобы ответить на этот вопрос, я решил отправиться в гости к
— А ну, ребята, сознавайтесь: кто из вас такой меткий?
— Это Саша, — ответило несколько голосов.
Маленький краснощекий паренек поспешил спрятаться за товарищей.
— Да ты не прячься, а лучше извинись,
— За что?
— Как за что? Ты же попал мячом в голову.
— Так что, она отвалилась, что ли, ваша голова?
Но это сказал не Саша, а его бабушка, выскочившая из комнаты. Бабушка стала между мной и внуком, готовая броситься на обидчика. Но Сашу никто и не собирался обижать. Я улыбнулся и спросил:
— Могу ли я увидеть гражданку Клочкову?
— Софью Александровну? Да вы заходите в комнату. Сонечка скоро придет обедать, — сказала бабушка, меняя воинственный тон на более дружественный.
Как только бабушка вошла в комнату, к ней со всех сторон полетели голуби, а один даже сел на плечо. Картина была умилительная, но бабушка не умилялась. Она с трудом нашла для гостя стул, не запачканный голубями, затем открыла форточку, чтобы выгнать из комнаты тяжелый запах курятника.
— Вы простите меня, — сказала она, — но мне сейчас нужно сесть за уроки. Скоро в школу, а я еще даже не принималась за арифметику.
— Разве вы учитесь?
— Да это я не за себя, за Сашеньку. Видите, ребенок заигрался мячиком, а задачки не решены.
Задачки были, как видно, нетрудные, и бабушка быстро с ними справилась. Она аккуратно вытерла перо и уложила в ранец книжки и тетрадки.
— И часто вам приходится таким образом выручать внука?
— Да бывает, — нехотя ответила бабушка и, открыв дверь в коридор, крикнула: — Сашенька, кушать!
Но Сашенька оставил это приглашение без внимания. Бабушка накрыла на стол, налила в тарелку суп, а в коридоре все еще продолжали гонять футбол. Только после пятого приглашения Сашенька появился наконец в комнате. Он сел за стол и сразу же спросил:
— А где печенье?
— Суп надо кушать с хлебом.
— А я не хочу с хлебом! — сказал Сашенька и швырнул ложку на стол. — Ты лучше не зли меня, а то я возьму и заболею крапивницей.
— Что ты, кошечка! — испуганно сказала бабушка. — Разве мне жалко? — И она поставила перед внуком тарелку с печеньем.
— А что это за крапивница? — спросил я.
— Когда ребенка нервируют, — ответил Сашенька, — у него на теле выскакивают такие маленькие прыщики.
— А у тебя уже была крапивница?
— Что вы! — испуганно сказала бабушка и бросилась целовать внука, точно он мог покрыться прыщами только от одного моего вопроса.
А внук, хитро улыбнувшись, выскользнул из бабушкиных объятий и, положив несъеденные печенья в карман, пошел к вешалке.
— Сашенька,
Сашенька вернулся. Он небрежно посмотрел под ноги и сказал:
— Вот ты кричишь, а сама калош не приготовила,
— Я сейчас, Сашенька. — И бабушка заметалась по комнате.
Она подбежала к вешалке, потом заглянула в шкаф. Здоровый девятилетний парнишка спокойно стоял посредине комнаты, заложив руки в карманы пальто, а старая, шестидесятилетняя женщина лазала на четвереньках под кроватями и доставала оттуда для него калоши. Я не мог больше спокойно смотреть на такую картину. Мне хотелось наговорить всяких неприятных вещей бабушке. Но я сдержался, решив не злоупотреблять правом гостя, и пошел к двери.
— До свидания!
— Да вы подождали бы, — сказала бабушка, с трудом поднимаясь на ноги. — Софья Александровна скоро придет.
— Благодарю! К Софье Александровне я зайду после.
Да, собственно, могла ли Софья Александровна сказать мне больше того, чему свидетелем был я сам?
1946 г.
ЧЕЛОВЕК ИЗ "ОРЛИНОЙ ЛОЖИ"
Имя Ивана Гавриловича Табакова пользовалось широкой известностью не только у нас в стране, но и за границей.
О научных заслугах Табакова не раз писалось в общей и специальной прессе. Эта сторона жизнедеятельности академика широко известна, и не о ней будет сегодня речь. Я хочу рассказать об одном эпизоде из частной жизни Ивана Гавриловича, поведать об одной слабости уважаемого ученого, которая доставила немало треволнений нашему другу доктору Осокину.
А заключалась эта слабость в том, что Иван Гаврилович Табаков был страстным болельщиком футбола. И каким еще болельщиком!
Само собой разумеется, что Иван Гаврилович тщательно скрывал как от друзей академиков, так и от работников возглавляемого им института свою привязанность к футболу. И это страшно его огорчало. Порой маститому ученому хотелось поделиться с кем-нибудь своими впечатлениями, излить, как говорится, душу болельщика на чьей-нибудь понимающей груди. Но на чьей? Ведь не пойдет же он к президенту Всесоюзной академии наук говорить о преимуществах длинного паса при игре на мокром грунте, не станет же Иван Гаврилович спорить со своими коллегами по химическому институту о задачах центра нападения в свете футбольной системы дубль-ве? А быть болельщиком и не спорить — это почти невозможно. И бедному Ивану Гавриловичу приходилось отводить душу на стадионе. Здесь у старика, где-то неподалеку от последнего ряда северной трибуны, было свое облюбованное место, прозванное мальчишками из-за близости к облакам "орлиной ложей".
Мы имели обыкновение сидеть этажом ниже академика, на местах, именуемых по числу членов нашей компании "приютом одиннадцати". В число одиннадцати входили разные люди. Все мы познакомились друг с другом здесь же, на стадионе, несколько лет назад, и все под влиянием общей страсти болельщиков стали постоянными посетителями футбольных соревнований. Академик Табаков к нашей компании не принадлежал. Да мы, собственно, и не знали, что он академик.
Иван Гаврилович болел в одиночку на верхотуре, стараясь утаить от нашей компании свои спортивные переживания. А переживания эти принимали порой весьма бурные формы. В острые моменты футбольной игры старик забывал обо всем на свете и прежде всего о своем почтенном возрасте. Он вскакивал вместе с мальчишками со скамьи и кричал на весь стадион: