Рядом с зоопарком
Шрифт:
— Вернись, говорит тебе Петр Никанорович! — крикнула Елена Ивановна.
Маленький Гоп обернулся и сделал ручкой.
Над школьным двором повисла тягостная тишина, даже ветер затаился, перестал дуть. На глазах у всей школы этот отъявленный Маленький возмутительный Гоп продемонстрировал, что нисколечко не боится директора. Всем стало обидно за Петра Никаноровича, особенно Елене Ивановне, его первой помощнице по воспитанию. Она не могла допустить, чтобы четвероклассник подрывал авторитет такого заслуженного человека. Взять за руку и немедленно привести… Елена Ивановна положила огнетушитель на землю, а тот ка-ак прыгнет!!! Пеной ка-ак брызнет!!! Взбесился огнетушитель. Подскакивал, крутился на месте, страшно
Как раз у юных техников что-то замкнуло — включилась «богатырская симфония» Бородина. Но опять-таки страшно замедленно — так что собравшиеся не могли по достоинству оценить классику.
Когда пена улеглась, все увидели, что Загнилена нет.
На этом официальная часть встречи закончилась. События тем не менее продолжали развиваться — хотя и неофициально.
Сантехник Боря, надо отдать ему должное, добыл керосин, что сделать непросто в большом городе, где давно в каждом доме газ и электричество. Нескладная Борина фигура промаячила по школьному двору, когда по телику начиналась передача «Спокойной ночи, малыши». А спустя, наверно, полчаса по неизвестной причине загорелся ларь, в котором хранились 32 швабры, искусно сделанные ребятами на уроках труда из ценных пород дерева… Находившийся рядом с этим ларем другой ларь, в котором хранились метлы, не пострадал. Школа также не пострадала.
После того как истаял последний дымок, уехали пожарники и разошлись зеваки, долгое время школьный двор был пуст, но вот, ошалело мигая синей лампочкой, въехала «скорая помощь». Из нее вылезли два врача в белых халатах и белых же колпаках. Постояли, покурили и уехали.
Глава шестнадцатая,
в которой взрослые подводят грустные итоги встречи и принимают ответственное решение.
Ночь была тревожной, многим в эту ночь не спалось — изводили дурные предчувствия. Ждали, как избавления, утра, но утро в этот день не наступило — ночь длилась 72 часа, как уже было однажды в 1883 году при извержении вулкана Кракатау. И, как при извержении вулкана, могли быть жертвы, поэтому Петр Никанорович распорядился, чтобы учителя не спрашивали. И учителя не спрашивали, они даже и не объясняли новый материал, а все уроки напролет читали классику, которая на примере художественных образов учит добру и справедливости. У Петра Никаноровича была еще мысль отпустить ребят пораньше домой, но этой мысли помешала другая мысль — впрочем, об этой, другой мысли позже.
Встреча как будто закончилась, но некоторые ее участники встретились на следующий день снова. Взяв отгулы, пришли папа и мама Феди Елкина. Пришла Диана Владимировна, поручив зубные дела своему заместителю.
Собравшись в кабинете директора, взрослые подводили грустные итоги
Петр Никанорович качнул большой головой, посмотрел на всех поверх роговых очков своими грустными коричневыми глазами.
— Как директор, м-мм… в общем-то неплохой, средней, школы, я далек от отчаяния, но эта история меня лично кое-чему научила.
— Боюсь, что эта история еще не кончилась, — Елена Ивановна расправила свитер, который вязала между делом Владимиру Константиновичу, — полрукава осталось.
— Как бы там ни было, этот день надолго останется в памяти, — сказал, трогая на лбу пластырь, Федин папа.
— Все было очень миленько, одно плохо — чучело исчезло. Как бы им кто не воспользовался в преступных целях, страшным таким, — сказала Диана Владимировна.
— Не думаю, что это возможно, — склонил голову директор, — но у меня была мысль, я распорядился, чтобы ребята поискали его в близлежащих дворах.
— А может, не надо было, — Елена Ивановна нервно отбросила вязанье, потому что путала петли. — Исчезло из школы — и слава богу! Мероприятие прошло, товарищи вот даже благодарность почти что объявляют… Знаете, исчезло, и мне как-то спокойнее на душе стало. Думаю, ну вот у нас в школе ничего уже плохого не произойдет.
— А у других, значит, пусть происходит?
— Почему вы считаете, что что-нибудь плохое обязательно должно произойти?
— Я так не считаю, но мало ли…
— А у меня сердце не на месте… Ну как же вы, Петр Никанорович, опытный педагог — и такое… — сказала Федина мама.
— Какое?..
— Отправили детей на поиски страшилища… Я не хочу сказать, что оно само по себе представляет какую-то опасность, но что творится вокруг! Или вы не замечаете? Уличные фонари перебиты, хулиганье распоясалось, проходу никому не дает. Надо немедленно вернуть детей!
— Как же я их верну? У меня их больше тысячи.
— Вы что же, всех послали? — спросил Федин папа.
— Нет, конечно, младшие классы давно дома.
— А наш Федя, значит, на улице, — сделала вывод Федина мама.
— Друзья, что это мы все так воспринимаем в мрачном свете?! — более или менее бодро сказал Петр Никанорович. — Ведь ничего, собственно… — Висевшая над его головой лампочка в скромном стеклянном абажуре мигнула… — Электростанция, наверно…
Глава семнадцатая,
в которой Славик признает свой недостаток, но при этом рассуждает как неисправимый отличник.
По улицам толпами бродили школьники, прочесывали дворы, поднимались на чердаки, спускались в подвалы, искали Загнилена, но его и след простыл. Федя Елкин и Гриня Самойлов заглядывали даже в мусорные контейнеры — бесполезно.
— Уж эти мне взрослые! — в сердцах сказал Гриня. — Сами кашу заварят, а расхлебывать приходится нам.
— Да, не найти его.
Мимо прошла гопкомпания. Вид такой, словно потеряла выигравший лотерейный билет.
— Все-таки кто-то украл.
— Не эти же, — имея в виду гопкомпанию, сказал Федя.
— Куда им!
Проходя по школьному двору, Федя и Гриня приблизились к ларю, где лежали метлы.
— Заглянем, — сказал Федя.
— Туда не влезет, — сказал Гриня.
— Если клубочком…
— Ну его! — озлился Гриня. — Надоело! Пошли к Петру Никаноровичу, скажем, что не нашли.
Крышка ларя чуть-чуть приоткрылась и снова захлопнулась.
— Там он! — закричал Федя.
— Тю-тю, Загнилеша, — отступил Гриня, — хочешь конфету?
— Кирпичом его! — Федя поднял булыжник, пошел с ним к ларю.
— Я дам, кирпичом! — раздался чей-то очень знакомый голос. Крышка распахнулась, из ларя потихоньку вылез Славик. Был он в больничной пижаме, в руке деревянная сабелька и тощий узелок. — Это вы, что ли?