Рядом со Сталиным
Шрифт:
— Здесь мы выходим, — сказал я. И сразу стало холодно и неуютно.
— Жаль, — коротко ответила Мальвина. Не думая, что это возможно, я как-то машинально произнес:
— Почему бы и вам не сойти здесь вместе с нами?
Она немного помолчала, потом пристально взглянула на меня:
— А почему бы и нет? Я могла бы продолжить свою поездку завтра утром.
Ее ответ меня ошеломил. Но отступать было некуда. Она спокойно вошла в купе, взяла сумку и плащ и вернулась в проход.
Войдя в купе и потянувшись за чемоданчиком, я шепнул Селецкому:
— Она выходит вместе с нами…
— Этого еще недоставало, — незлобиво проворчал он.
Я
Вечер был чудесный. Луна еще не взошла, но уже серебрила небо призрачным сиянием. Мы шли по тихой улочке в поисках жилья. Почти на каждой калитке висела табличка: «Сдаются комнаты».
Остановились у дома с двумя рядами окон в высокой крыше. Хозяйка показала нам в верхней мансарде три комнаты, которые нас вполне устроили. Она же приготовила ужин — яичницу и бутылку рейнского. Пожелав друг другу приятных сновидений, мы разошлись по своим спальням. С Мальвиной мы ни о чем не уговаривались, но я оставил дверь незапертой. Ночью она пришла ко мне. Она, конечно, понятия не имела о профсоюзе и его канонах…
Луна поднялась над рекой, обозначив в небе резкие силуэты рыцарских замков. Тихая ночь, ночь перед бурей, которая, быть может, унесла в небытие и медсестру Мальвину, и ее отца-солдата.
Утром, выпив наскоро по чашке кофе со свежими булочками, мы проводили Мальвину на вокзал.
Прощание, взмах платочка из вагона — и поезд скрылся за поворотом.
Мы с Селецким отправились пешком по левому берегу Рейна. Погода стояла солнечная и теплая, а к полудню и вовсе стало жарко. Кругом зеленели виноградники. Почти через каждый километр попадались подвальчики, где крестьяне угощали холодным домашним вином. Сновали по Рейну пароходики и баржи, а на холмах мрачно высились старые крепости. Но было и немало хорошо сохранившихся замков, некоторые из них — частные музеи. Зайдя в такой музей, как бы оказываешься в средневековье. Столетия, кажется, не коснулись ни одного предмета. Осмотрели мы и стальную громаду статуи «Германия» — чудовищной, огромной валькирии с угрожающим мечом. Вот уж поистине памятник торжествующему милитаризму! Пообедали в небольшом ресторанчике на склоне холма и, немного передохнув, продолжили путь. К вечеру добрались до Бад-Годесберга.
Намечая свой маршрут, мы решили здесь переночевать и послали телеграмму в гостиницу «Дрезен». Она нас привлекла тем, что в ней в сентябре 1938 года, незадолго до мюнхенской сделки, состоялась встреча Гитлера с британским премьером Чемберленом. Площадка перед отелем оказалась забитой автомашинами. Из открытых окон доносился шум нестройных голосов.
Войдя в вестибюль, мы увидели множество эсэсовцев. Подошли к стойке, назвали себя. Сверившись с гроссбухом, портье вежливо сказал, что ждет нас, выдал регистрационные карточки. Мы принялись их заполнять, положив на стойку паспорта. Вдруг за моей спиной вырос какой-то эсэсовский чин.
— Кто такие? — грубо спросил он.
Портье с растерянным видом протянул эсэсовцу наши паспорта.
— Им здесь нечего делать, — рявкнул эсэсовец. — Пусть убираются!..
Обернувшись к нему, я спокойно сказал:
— Могли бы быть повежливее. Вы, кажется, забыли, что между нашими странами существуют нормальные отношения…
Короткая шея эсэсовца налилась кровью. Он, казалось, готов был броситься на меня с кулаками. Однако сдержался и прошипел:
— Вы скоро узнаете, какие у нас отношения, мы вам еще покажем…
Резко повернувшись на каблуках, он зашагал прочь.
Портье извиняющимся тоном принялся
Позавтракав утром в соседнем кафе, отправились бродить по холмистым берегам Рейна. По пути нам несколько раз встречались молодые офицеры на породистых, ухоженных лошадях в безукоризненно сшитой униформе, в кокетливо надетых фуражках и замшевых перчатках. Они гарцевали, соревнуясь в ловкости друг с другом, радостные и беззаботные. Видно было, что из-за вынужденного безделья на протяжении более чем полугода их энергия переливается через край. В отеле «Петерсберг», где мы обедали, тоже встретили немало таких же веселых молодых офицеров. Их сопровождали девушки в модных тогда цветастых платьях, что делало круглые столы, которые они занимали, похожими на пестрые клумбы. Никто из них, видимо, не задумывался о том, что их ждет впереди. Они еще находились во власти романтики молниеносных походов. А шестилетняя кровавая война только начиналась.
С террасы ресторана открывался замечательный вид на реку, на скрывавшийся в туманной дымке ничем особым тогда не примечательный маленький городок Бонн. Мы спускались по извилистой тропинке, окруженные спокойным зеленым полумраком.
Внезапно тишину и торжественность леса нарушили громкие выкрики: к нам приближалась ватага солдат вермахта. Их сопровождали две девицы. Все — пьяные вдрызг. Один из солдат на ходу пил из бутылки, пиво лилось по подбородку и гимнастерке. Девица тыкала ему в грудь пальцем и глупо хохотала. Мы посторонились.
Селецкий, посмотрев им вслед, мрачно произнес:
— Неужели такая пьяная банда когда-нибудь ворвется в нашу страну?..
Мы не подозревали, что это «когда-нибудь» окажется столь близко.
На вилле пушечного короля
После проведенного Тевосяном совещания администрация крупповского завода несколько раздвинула площадку, на которой мы работали: брезентовые полотнища перевесили подальше. Разговор же о задержке комплектующих узлов орудийной башни состоялся у Тевосяна в поместье семьи Круппа — на вилле «Хюгель».
В назначенный час нас ждали у подъезда гостиницы «Эсснер Хоф» два черных «мерседеса» с флажками на крыльях. Одетые в черную форму, в фуражках с лакированным козырьком, водители распахнули дверцы с подчеркнутой вежливостью. Мы с Тевосяном разместились в первой машине, Устинов и Селецкий — во второй.
Выехав за черту города, мы вскоре оказались на довольно узкой дороге, которая, петляя по холмистой местности, привела к усадьбе главы фирмы. У входа во дворец застыли лакеи в расшитых золотом ливреях.
По мраморным ступенькам мы поднялись в просторный холл, где нам навстречу вышел худощавый старик с пергаментным лицом и жестким взглядом. Это и был Густав Крупп фон Болен унд Хальбах — пушечный король Германии. В прошлом он считался противником Гитлера и до его назначения рейхсканцлером в 1933 году даже предостерегал Гинденбурга против «такой глупости». Но позже, увидев, какие барыши несет ему гитлеровская программа перевооружения Германии, перешел на сторону нацистов и стал одним из вдохновенных сторонников фюрера. Гитлер же, очень нуждавшийся в поддержке промышленников, осыпал Густава Круппа почестями и даже присвоил ему звание Героя труда.