Ряженые
Шрифт:
– И у меня была та же слабость, - примирительно заметил Юра. "Бульвардье"!
– в сердцах бросала мне мама. Чтоб ее не огорчать, я быстренько женился. А вы?
– Я женился на турнике и спортивном "коне". На какой бы факультет не перескакивал, меня терпели "ради чести" Вильнюсского Университета. Здесь стал чемпионом по спортивной гимнастике. Теперь стригу купоны.
– Так вы рантье?
– Юра улыбнулся.
– Рантье, бульвардье, - как бы сердито отозвался Давид.
– Шушана же говорила, что ваша профессия - "Месье"...
Снова посмеялись. Уселись на табуретки, пригубили "Три Топорика". Жестковатый коньяк, мужской.
– Итак, продолжим, - начал Юра по возможности спокойнее, закрывая ладонью рюмку-стекляшку.
–
Давид отставил бутылку.
– Позволь быть кратким. И предельно откровенным. Шушана... и только она! мой свет в окошке. Шушана - мать замечательная. Жертвенная. Порой безрассудно. В Тору не верит. По Торе живет.
– Каждую фразу точно отрубал взмахом руки.
– Ради детей все. Я умчал в Израиль. Она за мной. Бросила в Вильнюсе Университет. Глаза проплакала: дочь осталась с отцом. В том и разгадка. Ключ к ее трагедии. Моя мама на все... на все! смотрит через эту увеличительную призму. Дети! У детей из-за того, что не было развода по Галахе, нет будущего. Кровавыми слезами плачет. Раз у ее детей нет будущего - нет будущего и у страны. Я не преувеличиваю. Материнское сердце всегда впереди головы... А уж у нее!.. Тон определяет музыку. Судьба детей тон всей ее жизни... Катастрофа ее детей - катастрофа гуманистического Израиля. Другого Израиля для нее нет. И знать его не хочет. Обоснование этого отыщет где угодно. "Ищите, да обрящете", - как говаривал холуйствующий перед Москвой Шушанин шеф... Потому для нее здесь все дышит на ладан. Вот -вот рухнет в тартарары... Многое замеченное Шушаной справедливо, но повторю, Юрий, делите на три. Вы это можете понять?
– Могу. Я сам мама!
Посмеялись. Выпили еще по стекляшке.
– Ты - мама законных детей?
– спросил Давид как бы вскользь.
– Или дети проходят как дикие половцы и чингис-ханы?... Ага, законные. А у мамы, как ты знаешь, куда болезненнее...
Юра сказал самому себе: "Раз так, тогда, как с Шушаной, откровенность за откровенность..." И бухнул, что в поселение его привела нужда, что он, на самом деле, противник поселенчества. Потому и от партии "ВОЗВРАЩЕНИЕ В СИОН" отвалил, которая его толкала во власть...
– Вот это ты зря! Глядишь, загремел бы в члены Кнессета. У меня была бы "рука"...
– Я уже гремел в своей жизни. Сперва в Мордовию, затем в Израиль... Ни к чему оно не приведет, поселенчество, лишь к новой крови. К резне без конца... А ты, значит, Давид - господин Оптимистенко, - продолжил он не без сарказма.
– Разглядел у нас светлое будущее?
Давид прищурился:
– Смотря по тому, за кем пойдет страна, Юрий. Если за такими, как ты или моя мать, надо тут же звонить в похоронную фирму "кадишка": шейте стране саван! Если за такими, как мой отец - выживет. Точно!
– Точно? Извини, на чем покоится твоя уверенность?
– На моем собственном опыте. Желаешь выслушать?..
– Заговорив об арабах, начал уж не говорить, а будто стрелять короткими очередями:
– Живу в деревне. Шестой год... Ишачил у араба. Толстосума-подрядчика арабского... Тот считал меня этническим литовцем. На коего я и похож, как видишь. Лицо длинное, "лошадиное". Грива белая. Вылитый викинг! Араб сдал мне пристройку. Шесть чернявых дочерей у него... Когда стал здесь чемпионом, некий доброхот отвалил мне круглую сумму. Покупаю пристроечку. Боялся мой араб купчей до дрожи: узнают, продал еврею - убьют! Я сумму удвоил. Заключили втайне контракт. И как видишь... Но к делу. Как в нашей деревне началась Интифада? Тебе это интересно?.. Арабы подучили детишек. Навалить на шоссе камни. Машина с желтым израильским номером остановится, пуляй камни. Бить ее! Крушить!.. И вот он появляется у меня, мой араб. Советует как бы обеспокоено: "По шоссе мчатся с риском. Теперь и в деревне хулиганят. Ты по главной дороге не езди. За домами есть тропа. Траву стадо выбило копытами. Она с добрый проселок. У твоего "японца" все четыре колеса ведущие. Продерешься без
И вот, Юрий, я езжу уже пятый год. И лишь по г л а в н о й дороге. Только по ней. Ни одного камня в меня не было брошено... Арабы понимают лишь силу. Не отвечающий силой - слабак. Ничтожество. Уважения не достоин... Учти, они точно, по именам, ведают, кто из поселенцев выезжает с оружием. И будет стрелять. Без промаха... Ты с этим когда-либо сталкивался? Что, видел, как на хрупкую девчушку пулемет навьючивали?.. Это тут повсеместно... А ты, когда покидал Эль Фрат, брал хоть раз в руки автомат? Смотри!
– К арабам ты суров, - Юра усмехнулся.
– А не приводит ли эта одобряемая властью суровость к тому, что в Израиле все друг с другом собачатся? Помнишь, как там? Все дозволено, что на пользу пролетариата... А кто определяет, что на пользу, что во вред? Не так? Шушана рассказывала, как ты Сулико до обморока довел. Сулико добряк...
– В этом суть конфликта. Сулико добряк. А я - нет! Принципиально...
– Что добьешься крутизной, Давид? Сейчас наши главные раввины стали встречаться с муфтиями. Дискутируют с позиций Торы и Корана. Многие муфтии публично признают, что убийство женщин и детей идет против ислама...
– Слышал! Муфтии, получившие образование в Европе...
– Не только! У араба от рождения в душе чувство - все, что существует от Бога. Они готовы принять наш довод: Бог дал нам эту землю.
– Держи карман шире! Есть ли хоть одно свидетельство этому... Их прессу видел? Она орет безостановочно, нон-стоп, - евреев к ногтю. А в палестинской Хартии.. "примирительный" пунктик выбросили?.. Дождетесь, как же! Все инфраструктуры войны не тронуты. Арафат не выдал Израилю ни одного убийцы. Да что там Арафат! Арафаты приходят и уходят, как сказал некогда ваш великий гуманист. У моего родимого араба вчера было торжество. Не ведая того, ввалился я по своим делам. Вижу, в доме не продохнуть. Полдеревни толпится. Подают кофе. И мне этак деликатно - чашечку. Пригубил. Кофе сладкий. Значит, не траур, при трауре сладкое не подают. Что за праздник, шепотком спрашиваю у мальчика . "Ахмед ушел", отвечает. О том Ахмеде ныне вся израильская пресса. Террорист. Взорвался на автостанции, в гуще людей. Смотрю вопросительно на своего араба, а он мне: - Мы празднуем то, что он погиб во имя Магомета!
– Именно это, Давид, и подтверждает, что "высоколобые" раввины правы! Юра даже с табуретки вскочил.
– Самое главное, чтоб изменилось отношение к убийству людей... Потому наши "высоколобые" идут к муфтиям...
– Юрий, не будь младенцем. Сколько десятилетий должно пройти, чтоб в пустыне зазеленел лес. Давал прохладу. Этого не дождутся и наши внуки-правнуки.
– Каков выход, Давид? Поселенчество? Это вечная война!...
– Есть другой путь?!. Американы Рабина с Пересом коленкой подпирали, чтоб те расщедрились, дали арафатам сколько-то миллионов на развитие палестинской автономии. Наши скупердяи поскрипели и дали... Где эти миллионы? Их тут же украли. До последнего цента... Раскрой глаза: Ицхак Рабин начал тяжбу не с избранно-гуманными муфтиями, он всех раввинов и муфтиев в гробу видел. Он имеет дело с матерыми террористами и делягами. Великий социалист Перес решил, их можно купить. А их нельзя купить. Они сами украдут. Без его высокого содействия...
– Значит, мы все в ловушке?
– Юра начал терять терпение.
Давид поглядел на него молча.
– Э, парень!
– воскликнул, наконец.
– Да ты действительно Аксельрод... Как, что? Противоречить - это у тебя в генах. Кто был главным противником Мавзолея Ильича? Забыл? Ты технарь, тебе это не стыдно. Главным ненавистником Мавзолея Ильича был мудрый честняга-меньшевик; вождь его так любил, что даже отпустил умирать за бугор. Мартов его фамилия, слышал? Мартов, он же Аксельрод...