Рыба красного цвета. История одной тайной войны

Хинкл Уоррен

«Хотел бы я знать, чем он дышит»,— обронил Гудвин, наблюдая за Че, окруженным толпой восхищенных поклонников в фойе перед залом заседаний.

«Дик, я бы держался от него подальше,— ответил Моррисон неодобрительно.— Мы просто не должны иметь ничего общего с этой компанией».

«Ну, не знаю, не знаю,— гнул свое Гудвин, жуя сигару.— А мне все равно интересно, что за личность эта борода».

Гевара пошел ему навстречу. Во время пленарного заседания он передал коробку кубинских сигар, украшенную национальным гербом. «В ней лежала написанная по-испански записка от Че,— вспоминает Гудвин,— Там говорилось: „Поскольку у меня нет визитной карточки, приходится писать от руки. Поскольку трудно говорить с врагом, я протягиваю руку”».

Позже,

на приеме, устроенном для делегатов конференции представителем Бразилии, Че пригласил Гудвина в отдельную комнату. Гевара улыбыулся: «Будем вести эту встречу, как враги на нейтральной территории или как два частных лица, желающих обсудить общие проблемы?»

«Как враги, — ответил Гудвин, — Хочу также напомнить, что я не уполномочен говорить от имени президента Кеннеди или от имени американского народа».

Че выразил желание вести переговоры с Соединенными Штатами без предварительных условий, однако Гудвин сомневался, что администрация Кеннеди на это согласится. Че Гевара объявил, что Куба не вступает ни в политические, ни в военные союзы ни с какой страной, и никогда не вступит, если США возьмут на себя обязательство не предпринимать нового вторжения. Их беседа длилась час.

Моррисон осудил эту закулисную встречу, которая едва не разрушила все его планы добиться «исключения Кубы Организацией американских государств из межамериканского сообщества». После беседы с Гудвином Че тайно встретился с президентом Аргентины Фрондиси и призвал к сосуществованию. Каким-то образом об этом стало известно, произошел невероятный скандал. Отбиваясь от нападок, Фрондиси упрямо твердил: «Если Соединенные Штаты сочли возможным встречаться с майором Геварой, как мог отказаться я?»

Конференция в Пунта-дель-Эсте завершилась принятием странами — членами ОАГ хартии Союза ради прогресса. Ставя подпись за Соединенные Штаты, Дуглас Диллон, щепетильный делец с Уолл-стрит, занимавший пост министра финансов, предупредил, что Куба не получит никаких денег до тех пор, пока находится «под контролем иностранной державы, а именно Советского Союза».

Докладывая Джону Кеннеди о своей поездке, Гудвин передал ему коробку сигар, подаренную Че Геварой, «Он взял одну и начал ее раскуривать, — вспоминал Гудвин. — Потом посмотрел на меня и сказал: „Первую сигару должен был выкурить ты”».

Кубинский консул - в Буэнос-Айресе, карьерный дипломат Виталио де ла Торре неожиданно подал в отставку после того, как много лет занимал свой пост — при режимах Прио и Батисты. Из сейфа посольства Кубы он прихватил 82 документа, которые и передал эмиссару «Кубинского революционного совета» в Майами. Документы до мельчайших деталей подтверждали существование разработанного в Гаване плана свержения правительства Фрондиси путем внедрения мятежников в деловую и политическую жизнь Аргентины.

«Кубинский революционный совет» придержал документы, намереваясь использовать их с максимальным пропагандистским эффектом во время государственного визита Фрондиси в Соединенные Штаты. Однако за неделю до выезда аргентинского главы государства выходящая в Буэнос-Айресе газета «Насьон» опубликовала пространную статью, иллюстрировав ее фотокопиями документов.

Статья вызвала бурю возмущения против Кубы, однако революционное правительство заявило, что документы подделаны кубинскими эмигрантами, действующими в союзе с ЦРУ. Так оно и было. Подделка этих документов явилась началом кампании, ставившей своей задачей «доказать», что Куба «экспортирует» революцию, осуществляя подрывную деятельность против стран ОАГ. Главной же целью было помочь Моррисону добиться исключения Кубы из ОАГ.

Однако «Авансе», журнал кубинских контрреволюционеров, ненароком сболтнул лишнего. Он сообщил, что де ла Торре предпочел просить политического убежища, нежели подчиниться распоряжению Гаваны встретиться с Че Геварой во время предстоявшей конференции в Пуп-та-дель-Эсте. Указывалось, что де ла Торре взял документы из

консульства в тот самый день, когда подал в отставку, и передал их Тони Вароне, который «совершенно случайно» находился в это время в Буэнос-Айресе. Но настоящей уликой стало хвастливое заявление журнала о том, что де ла Торре уже более года был связан с кубинской эмиграцией в Аргентине. И если консул столь долго был агентом-двойником, то его побег с разоблачительными документами как раз накануне важнейшей конференции едва ли можно считать простой случайностью.

После исчерпывающих допросов де ла Торре государственный департамент США пришел к выводу, что документы «являются подлинными». Аргентина, пытавшаяся после Залива свиней придерживаться нейтрального курса, была настроена скептически. Она сама хотела тщательно изучить документы. «Кубинский революционный совет» передал аргентинцам фотокопии, но наотрез отказался представить оригиналы. Аргентина настаивала на том, что для экспертизы необходимы подлинники. В итоге «Кубинский революционный совет» передал 33 документа, которые, как он заявил, имеют прямое отношение к делу.

Аргентинских экспертов изумила грубость подделки. Лишь один из 33 документов соответствовал ранее присланным фотокопиям, но и на нем красовалась фальшивая подпись, да и отношения к делам государственным он не имел никакого. Тони Варона весьма бессвязно объяснял, что «Кубинский революционный совет» не выдал всех документов Аргентине, поскольку не доверяет ее министерству иностранных дел и не одобряет того, что между Буэнос-Айресом и Гаваной сохраняются дипломатические отношения.

В то же время Куба представила собственные доказательства подделки. 9 октября заместитель министра иностранных дел Карлос Оливарес, чья «подпись» фигурировала на многих документах, встретился в Гаване с главами ряда дипломатических миссий и подчеркнул, что обычно корреспонденцию подписывает не он, а глава министерства иностранных дел. Далее, указал Оливарес, когда министр иностранных дел Рауль Роа или он сам подписывает документ, их подписи скрепляются особой сургучной печатью. В дополнение к этому, подчеркнул он, перепутан порядок регистрационных номеров, что подтверждает книга регистрации министерства.

Аргентина объявила дело закрытым. В нем чувствовалось что-то знакомое: уж очень это все напоминало действия антикастровской группировки, которая год назад в Перу «выкрала» из кубинского посольства в Лимо письмо, «доказывавшее», что Гавана готовит в Перу мятеж. (Это было именно то самое поддельное письмо, с помощью которого Уильям Поули добился обещания предоставить перуанских морских пехотинцев для участия во вторжении в Заливе свиней. Ходили упорные слухи, что к изготовлению подложного письма приложил руку Говард Хант.)

Однако для Моррисона, посла Соединенных Штатов, подозрительные аргентинские документы были что чистое золото. 13 октября Перу по поручению Соединенных Штатов предложила созвать совещание министров иностранных дел стран ОАГ для обсуждения вопроса об исключении Кубы в связи с ее подрывной деятельностью. Моррисон направил письмо генеральному секретарю ОАГ, в котором поддержал позицию Перу, приложив к нему «вещественные доказательства». В этом качестве фигурировали поддельные документы.

Конференция в уругвайском курортном городе открылась 30 января 1962 года. С самого ее начала стало ясно, что легкой победы Моррисону ждать нечего. Он был откровенно разочарован, когда бразильский делегат «начал распространяться о „сосуществовании"», пользуясь аналогией: «Почему мы не можем считать для себя Кубу тем же, чем Финляндия является для Советов?» Мексика и Аргентина, которые вместе с Бразилией представляли две трети населения Латинской Америки, придерживались того же мнения. Моррисон, столь рьяно ратовавший за демократию, обнаружил, что должен обхаживать такие репрессивные режимы, как парагвайский, никарагуанский и гаитянский, чтобы заполучить необходимое для исключения Кубы большинство в две трети голосов.