Рыбаки. История Леви

Лорен Кристина

Эмми приходит на следующее утро со своей маленькой сумочкой и неуверенной улыбкой. Черт возьми, она такая милая. Я хочу, чтобы меня раздражало ее присутствие, но это просто невозможно. Это не ее вина, что мы согласились участвовать в этом шоу, и что оно сделало меня параноиком относительно намерений людей.

 И хотя я знаю, да, ей должно быть в новинку находиться здесь, но я все еще побаиваюсь оставаться с ней наедине после моей вчерашней исповеди. Поэтому я снимаю штаны прямо в диспетчерской, на виду у всех.

 Колт

присвистывает, опираясь на рычаг, который поднимает нашу самую большую сеть.

– Как непристойно.

 Эмми краснеет, но начинает работать.

– По-прежнему не больно? – снова спрашивает она, нажимая вокруг края повязки.

 - Нет.

– Покраснений нет, так что это хороший знак, – говорит она. Я могу только кивать, не зная, что еще сказать.

 Ее руки аккуратны и компетентны. И пока она снимает повязку и заботится обо мне, она заполняет пространство, спрашивает о моих братьях и о рыбалке, ни разу не затронув того, что я сказал.

Неделя. Целая неделя с Эмми, каждый день. Поначалу все было немного неестественно, но что поделаешь? Эмми приходит пару раз в день, меняет повязку, а затем исчезает, таким образом, камеры могут снимать свой любимый дополнительный материал «топлес» и делать фотографии в стиле Леви–терпеть–не–может–сидеть–неподвижно. Когда донная сеть приземляется на борт, и из нее выпрыгивает несколько рыбин, У Колтона появляется лишняя пара рук и он занимает мое место. Сеть зацепилась по пути, и я не успеваю достаточно быстро добраться до нее, прежде чем она рвется. Но когда Финн спотыкается об один из моих костылей и настаивает, что пришло время, чтобы Эмми снова осмотрела мою ногу, я выхожу из себя и бросаю моток электрического провода за борт – к большому удовольствию наших продюсеров, которые успевают запечатлеть все это на пленку.

 Она остается в стороне, осторожно дает мне необходимое пространство, но я начинаю с нетерпением ждать наших встреч. Я расспрашиваю ее о школе в Орегоне, и она рассказывает мне о том, как присоединилась к женской команде по гребле. И я вижу это% силу в ее плечах, ее спине. Она спрашивает меня о моем отце, и я говорю ей, что ему теперь лучше, но не настолько хорошо, как раньше.

 Она заполняет тишину тихими словами; она не хвастается, но и не скромничает. Это цинично, но я пытаюсь понять, смотрит ли она в камеру или поворачивается телом, чтобы так или иначе попасть в кадр, но кажется, что она никогда этого не делает.

Я не хочу, чтобы она мне нравилась, но все труднее и труднее вспомнить почему. 

Через шесть дней после того, как Эмми впервые появилась на борту, мы, наконец, вернулись в порт. Финн, Колтон и съемочная бригада свободны на всю ночь, что означает пиво, орешки и грубые шутки в порту.

 Я просто выхожу из душа, моя нога обмотана пленкой на уровне бедра, когда я слышу чьи-то шаги наверху. Сейчас уже больше восьми; все, кто мог бы здесь оказаться, должны были уйти еще час назад. Когда я проверяю свой телефон, то не вижу пропущенных звонков.

У нас есть члены

экипажа, которые постоянно присматривают за лодками. Главным образом потому, что всегда есть кто–то, кто возится с оборудованием на Ленни Лу или спит на лодке, когда мы в порту. Но даже несмотря на то, что на Линде нет ничего особо ценного, это не останавливает местных детей проникать на борт и делать фотографии, которыми они смогут поделиться со своими друзьями или выставить в Интернете.

 Не без труда я поднимаюсь по ступенькам и кричу:

– Кто здесь?

Когда никто не отвечает, мой пульс учащается, и я хватаю биту, которую мы всегда держим прямо за дверью диспетчерской.

– Зря вы залезли сюда, ребята, – говорю я, двигаясь от перил к корме, откуда хорошо просматривается задняя палуба.
– Здесь есть куча вещей, в которых можно запутаться, если не знать, что делаешь.

– Леви?

Я застываю при звуке своего имени, а затем в ужасе отбрасываю биту.

– Прости!
– Она приближается, ее лица практически не видно в темноте.
– Я не хотела напугать тебя. Я забыла здесь свою сумку, а она нужна мне на смену.

– Черт возьми, Эмми, я чуть не пробил тебе голову. Ты могла бы позвонить.

Она качает головой.

– У меня нет твоего номера. Только Мэтта. Я думала, ты будешь с остальными.

Оглядевшись по сторонам, я не вижу ни камер, ни бригады, ни скрытых микрофонов.

– Я знаю, что они хотят, чтобы все мы были там, но ночь, проведенная дома, показалась мне заманчивее.

– В этом есть смысл. Она улыбается, и я вижу это в темноте.

 Я жду, что она уйдет, сойдет на причал и отправится в город вместе с остальными, но вместо этого она задерживается, протягивая руку к перилам рядом с ней.

 -Я могу спросить тебя кое о чем?

 Я киваю, понимая, что мы по-настоящему одни в первый раз.

– Конечно.

 - Что произошло в тот день? – спрашивает она, глядя на меня после того, как произносит это.
– Ты сказал, что ... был влюблен в меня, а потом ...

Я останавливаюсь на мгновение, не зная, что сказать.

– Я насторожился, вот и все, – признаюсь я, наконец.
– С тех пор, как началось шоу, неожиданно объявилось много людей. Как правило, мне наплевать на них, но когда появилась ты... Я качаю головой.
– Я не знал, что думать.

 Она делает шаг ближе.

– Я могу это понять. Я чувствую, как ее рука дотронулась до моего предплечья и скользнула выше, и только теперь я понимаю, что не надел рубашку.

– Я понимаю, как трудно бывает доверять людям.
– Ее взгляд сфокусирован на моем лице, когда она говорит: - Шоу здесь не причем. Они наводили справки в больнице, и когда я услышала, что это ты ... ну. Наверное, мне не понравилось идея с какой-нибудь сексуальной моделью-медсестрой из Ванкувера.
– Она улыбается мне небольшой, виноватой улыбкой.
– Мне нужно было взять перерыв на скорой помощи. И ты мне нравишься. Мне всегда нравилась твоя семья.