Рыбья Кровь и княжна
Шрифт:
Прошло совсем немного времени, и осенью в Гребне состоялось городское вече. Изгнав князя Алёкму, оно призвало Дарника стать гребенским князем. Свой призыв городские старейшины скрепили письменным договором.
— Выходит, ты тогда не шутил, что быть тебе липовско-гребенским князем, — уважительно говорили воеводы.
По договору, составленному выборными гребенцами, в руках Рыбьей Крови сосредотачивалась военная и судебная власть на все убийства и тяжкие насилия, все же хозяйственные, податные дела и мелкие тяжбы оставались в ведении городских старейшин. Более того, крепостные гриди, и те подчинялись
Город встречал его без особой радости — истребленное гребенское войско еще живо было у всех в памяти. Осмотрев полагающийся ему терем, судебный двор, гридницы и прочие общественные постройки, князь вынес решение:
— Я подпишу ваш договор. Защиту княжества от врагов беру на себя, свой суд над вашими убийцами буду вершить четыре раза в год и за городскими стенами. Княжеский терем я продаю, потому что жить в Гребне не собираюсь. Также кроме моего княжеского жалованья и жалованья двухсот гридей вы будете выплачивать то, что положено на содержание моей дружины и двора.
— Но дома увозить из княжества больше не будешь? — робко спросили его.
— Дома увозить больше не буду.
Фактически это был договор с завоеванной землей, лишь для виду прикрытый видимостью выборной законности. Зато подати из богатого города стали второй мощной денежной основой для укрепления положения Покорителя Дорог.
Набеги на гребенские городища действительно прекратились, да они были уже и без надобности. Новые торговые пути из Ургана через Новолипов на Айдар, а также на запад до Славутича и так были налажены. Приличия ради княжеские гонцы и мелкие обозы время от времени отправлялись из Новолипова и в Гребень, однако это мало на чем сказывалось.
Той же зимой Дарник поехал на очередной съезд князей в каганскую столицу. Там его уже узаконенно величали липовско-гребенским князем, что было весьма приятно. Каган Влас тоже светился от удовольствия: соперничество с могущественным Гребнем прекратилось, беспокойное степное подбрюшье усмирено дарникской рукой, а сам Рыбья Кровь в Айдаре держался хоть и с достоинством, но весьма скромно.
Не преминула воспользоваться случаем, чтобы пожаловать в Айдар, и Всеслава. На этот раз у нее была серьезная причина для встречи с мужем.
— Я хочу иметь от тебя сына, — сказала она ему, застав врасплох на гостином дворе.
Дарник никакой отговорки придумать не сумел и целую неделю прожил с княжной покладистым любящим мужем. Отчаянно замахал руками, лишь когда она заикнулась о своей поездке в Новолипов:
— Ни за что! Для тебя там места нет!
— Да не трону я твоих наложниц. Мне просто посмотреть интересно, — настаивала Всеслава. — А что будет, если я без твоего разрешения возьму и приеду?
— Все, кто с тобой приедет, будут казнены, — просто объяснил муж.
Она пристально посмотрела на него и поняла, что это отнюдь не шутка.
Отдав ей все солиды и дирхемы, что имел с собой, Рыбья Кровь удирал из Айдара во все лопатки. Простил жене и высылку Зорьки, и смерть Адаш, только бы княжна держалась от него подальше.
Что
Уже через полгода Тур и Смуга свободно болтали по-хазарски и по-ромейски, мчались на лошадях не хуже степной ребятни и стойко переносили усталость в дальних поездках. Хорошо помня старое ромейское изречение: хочешь кого-то чему-то научить — позволь ему давать тебе советы, — Дарник целиком взял его себе за правило.
— Я никак не могу найти в «Стратегиконе» то место, где говорится, что именно должно быть обеспечено в день сражения, — говорил сыновьям, листая толстую книгу.
— Что бы такое спросить у воевод, на что бы они не сумели ответить? — как бы случайно проговаривался он при них вслух.
— Не знаю, кого первым из послов принимать? — озабоченно вздыхал за игрой с ними в шахматы-затрикий.
И тут же добивался нужного ответа от малолетних советников.
Когда Зорька сетовала, не слишком ли рано забивает он им всеми княжескими заботами голову, Дарник с улыбкой отвечал:
— Я же не для них стараюсь, а для себя. Мне самому это больше нужно.
Иногда сыновья капризничали, и отцу приходилось проявлять твердость. Ремнем и веревкой не стегал, но у стенки в углу по два-три часа заставлял стоять.
— А кто из них для тебя на первом месте? — спрашивала иногда Зорька.
— Тот, кто совершит к двадцати годам десять подвигов, — усмехался князь.
О чем он думал меньше всего, так о том, кто будет его наследником. Если к своим соратникам и наложницам боялся всю жизнь сильно привязываться, чтобы не грызть себя потом от их потери, то сыновьям тем более непозволительно было сделать его уязвимым. Все, что нужно для них, он сделает — постарается уберечь от опасностей и поможет развиться их наклонностям — но заранее прикидывать, кто займет его княжеский трон, — дело совершенно зряшное. Да и нет у него, Дарника, по-настоящему никакого трона. Сидел бы в Липове, может быть, и обрел его, а мотаясь по степным просторам — вряд ли. У любого хазарского тархана шансов унаследовать его владения гораздо больше, чем у собственных сыновей.
Да и трудно было отдать кому-либо из них явное предпочтение. Смуга — смышлен, порывист, находчив, говорлив, Тур — сдержан, пытлив, настойчив, памятлив. Со Смугой проще и легче, с Туром непонятней и беспокойней, но в этой непонятности младшего сына таится больше ожиданий, чем в открытости старшего.
Иногда мальчишки жестоко дрались между собой, и Дарник становился в тупик: совсем запрещать драться будущим воинам нельзя, но и наносить друг другу увечья тоже недопустимо.
— Вот что, дорогие мои, — сказал князь им после особенно лихого побоища. — У князей в драках свои законы. Лучшая драка — это драка без крови. Кто первый кровь прольет, тот и проиграл. Понятно?