Рыбья Кровь и княжна
Шрифт:
Сначала он испытал свои новые возможности на Всеславе.
— Говорят, твой дядя Шелест возводит себе дворище не хуже моего? Он так уверен, что останется здесь?
— Он возводит гостиное дворище для короякских торговых людей, а не для себя, — оправдывала дядю княжна.
— И поэтому запустил руку в нашу казну?
— Я сама дала ему пятьсот дирхемов в долг. Купцы привезут ему их из Корояка, и он отдаст.
— Лекарь сказал, что яд на стреле должен был не убить меня, а только
— Спроси Фемела, дядя Шелест вовсе не собирается здесь править. — Испуганная жена уже видела своего дядю казненным. — Он давно собирался уехать, это я его попросила немного подождать.
Следующей жертвой оказался дворский тиун.
— Розыск показал, что яд на стреле из твоего ромейского Ургана, — строго обратился Рыбья Кровь к нарочно вызванному ранним утром Фемелу.
— Не думаешь же ты, что это я? — по-свойски огрызнулся ромей.
— Еще как думаю, — бесцеремонен был и князь. — Не ты, так твои христиане.
— Может, еще скажешь, зачем им это понадобилось?
— Причин целых сто. Вместо сильного князя посадить в Липове купеческую верхушку. Устроить распрю между липовцами и пришлым людом. Снова наладить для ромеев поток словенских и русских рабов. Завести в Липове христианскую веру. Не дать словенам и хазарам объединиться против Романии. И много чего еще.
— Отсюда до Романии две тысячи верст. Какой толк во всем этом? — не сдавался бывший учитель купеческих детей.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что мое княжество столь ничтожно, что совсем не интересует Романию? — изобразил подходящий случаю гнев Дарник.
Фемел растерянно всматривался в раненого князя. Конечно, все походило на привычные дарникские шуточки, но ведь молодым людям свойственно меняться, особенно после блистательных побед и предательского удара в спину.
— Чем угодно могу поклясться, что живущие в Липове ромеи к этому непричастны, — волнуясь, произнес тиун.
Прежде князь обязательно постарался бы успокоить напуганного советника, но сейчас молчал — пусть думает, что тоже, как и все, под подозрением.
Еще более жесткая словесная расправа ждала князя Шелеста. Тот не совсем до конца выполнил оставленные ему поручения. Селище-лечебница было отстроено лишь наполовину, вторая каменная башня вышла непомерно толстой, при переписи забыли всех стариков и детей, а торф нарезали в тех местах, откуда его почти невозможно было вывезти. Зато гостиное короякское дворище поражало своими размерами, так что в нем вольготно разместился сам Шелест с двадцатью своими, привезенными из Корояка, дружинниками.
— Липов слишком маленькое место, чтобы содержать два
Арсова Вежа находилась в десяти верстах на север и третий год прикрывала Липов от некогда разбойного, а теперь союзного Арса.
— Ты забыл с кем разговариваешь. Я наследственный короякский князь, а не твой смерд. — Шелест весь так и кипел от обиды.
— И как наследственному князю тебе больше всех было выгодно подослать ко мне убийцу. И не волнуйся ты так, я тебя ни в чем не обвиняю, просто рассуждаю. Или делай как я говорю, или я замажу тебя таким подозрением на весь каганат.
Шелест долго молчал.
— Мои гриди не согласятся на это. Что им там делать зимой в глухом лесу? — наконец возразил он, как всегда сильно заикаясь.
— Гриди, увидишь, согласятся. Все лето жировали в городе, теперь пускай немного послужат не только тебе, но и Липову.
— Мы ни о чем таком раньше не договаривались.
— Мы о твоем приезде сюда с ватагой гридей тоже не договаривались, — заметил Рыбья Кровь. — Так каждый князь в каганате начнет думать, что может приехать сюда и вволю куролесить как ему захочется. Ты хотел помочь своей племяннице, вот и помоги. Тебя, конечно, никто и пальцем не тронет, если откажешься, но твои гриди, если не послушаются, будут наказаны полной мерой.
Шелест не стал дальше спорить, ушел жаловаться племяннице. И та тут же прибежала, дабы урезонить зарвавшегося мужа:
— Так нельзя. Ты обращаешься с моим дядей как с каким-нибудь десятским ополченцев. Не только он, но и мой отец не простят тебе такой обиды.
— Я князь выборный, а не наследственный, поэтому у меня знатных захребетников быть не может, — ледяным тоном внушал ей муж. — В воинской службе обиды тоже не бывает. Твой дядя успокоится и все поймет правильно.
Это распоряжение Дарника произвело сильное впечатление и в городе, и в войске. Корней едва поспевал приносить свежие известия:
— Тебя уже и князем перестали звать, а просто Молодой Хозяин, чтобы не путать с князем, которого ты засунул в медвежий угол. Так и говорят: бьет своих, чтоб чужие боялись. Другие спорят: чужие племена нашего князя еще больше боятся. Скажи, а есть кто-то, кого ты не станешь наказывать ни при каких обстоятельствах?
— Зачем тебе знать? — довольно улыбался Молодой Хозяин.
— Очень нужно. Я, когда поступал на твою службу, тебя совсем не боялся. А сейчас боюсь. И многие точно так себя чувствуют. Даже твои хорунжие и арсы.