Рыбья плоть
Шрифт:
Слово «испортил» тоже было фирменное слово Валеры. В его словаре наиболее употребительными были: «Сдрочил!» и «Испортил!» В остальное время он всё больше молчал. Но Ашот был малый въедливый. Он внутренним чувством услышал, что Валера пошёл с ним на контакт, и стал уговаривать, что бы тот вбил и ему в член шары. Как тот вбил себе в прошлом году. Валера долго помолчал, а потом задал вопрос, какой и следовало от него ожидать:
— А тебе зачем, дрочить?
— Что ты! Есть на выходных у меня одна баба сорок лет. Никак её не могу пронять!
— Ладно. Вытачивай шары. И марганцовки у медички возьми. Отвёртка у меня есть!
Через полчаса вся буровая знала: «Валера будет Армяну
Ашот носился по всем комнатам двух бараков, только к Фархаду не заглянул. Он выпрашивал у кого зубную щётку на сам шар, который делается из ручки щётки, у кого наждачную бумагу для шлифовки. Через три дня у него вроде бы всё было готово. Он с утра стал тормошить Валеру:
— Ну, давай, ты же обещал!
— Подожди, дай хоть сдрочить! — следовал ответ, у которого вариантов по разнообразию словаря не было, только «сдрочить».
Наконец, когда отвёртку прокипятили в марганцовке, Валера, держа большой молоток в могучей руке, пошёл с Ашотом в баню, в ней, нетопленой, предполагался основной плацдарм операции. Весь посёлочек переживал и стоял на крылечках бараков в томительном ожидании. Вдруг из бани раздался вопль Ашота:
— А-а-а!
И тут же он сам выскочил из бани, держа двумя руками высунутый из ширинки окровавленный свой член, вопя одну и ту же букву «а» не переставая! В такой неудобной позе, с членом в двух руках, он относительно быстро мчался в сторону жилья медсестры. Всё знали, что у Валеры спрашивать чего-нибудь бесполезно. Тот шёл следом, держа в окровавленной руке молоток, а в другой, тоже окровавленной, отвёртку. Отвёртка была особенно устрашающей. Она была сделана из выхлопного клапана дизеля путём горячей ковки и по размеру годилась бы у лошадей подковы срывать. Конечно, от Валеры болельщики подробностей не добились. На все многочисленные вопросы, он лишь ответил:
— А-а-а, мудак Армян, испортил!
Но что испортил, при каких обстоятельствах и прочее от Валеры добиться не удалось. Всё рассказал сам Ашот, когда через полчаса вышел от фельдшера. Всё было так: Валера предложил Ашоту уложить член на полок, на котором парятся. Затем достал свою отвёртку из раствора марганцовки и решительно прибил член к доске полка! Ашот с воплем выдернул отвёртку сам и умчался прочь! После этого случая никто к Валере с подобными просьбами не обращался. Он теперь в одиночестве покуривал «Беломор» и молчал себе, что доставляло ему большое удовольствие.
За этими коллизиями наступил момент, что к Фархаду приехала жена. Она постоянно проживала в Башкирии, а вот приехала проведать его. На буровую её в списки отлетающих не записывали, вернее, она сама сильно не стремилась. Она устроилась у какой-то землячки знакомой в городке, где стояла база экспедиции и каждый день названивала Фархаду по рации с бурсклада, чтобы он приезжал. Начальство, за неимением подмены, не отпускало Фархада на отгулы. Наконец, наступил день, когда жена протелефонировала, что она уже собралась уезжать, и если он не приедет её проводить, то возможно на этом их семейная жизнь закончится. Фархад стоял перед выбором. Наконец, он решил рискнуть. В это время на буровую приехал участковый технолог, он попросил передать за него сводки и намекнуть, что, дескать, бурмастер в запое. А тем временем Фархад слетает на денёк, увидит жену и вернётся:
— Буквально на одни сутки! — увещевал он технолога.
Технологу хотелось хоть денёк побыть бурмастером. Испытать себя, и может начальство заметит! Он сказал:
— Ну, ладно! Только я тебя не отпускал! Просто не знаю где ты и передаю сводку. Допустим, пошел на рыбалку и приблудил!
— Отлищно придумал! — вскричал Фархад и стал собираться.
В сборы
Тем временем на буровой проживала у помбура Листа гражданская жена. Звали её Маша. Он увёл её у мужа, который работал водителем на машине «Урал», и, наверное, плохо исполнял супружеские обязанности. Это остаётся невыясненным. Был лишь факт, что она приехала на буровую с Листом, привезя с собой домашние причиндалы: посуду, магнитофон и всякий скарб. Её приезд произошёл, все считали, потому, что у Машиного нового возлюбленного были забиты два шара, ещё с зоны. Лист самозахватом занял полвагончика, и началась у них весёлая семейная жизнь, с пьянками и воплями. Каждые два дня Лист устраивал развод. Во время этого спектакля из вагончика летели вещи, а главное, магнитофон. Что интересно, он потом после включения опять играл музыку! В конце всей этой эпопеи, спустя многие месяцы, по буровой ходили в обиходе серебряные вилки и ложки, как руководящие ископаемые этой семейной жизни. Потом одна рачительная кочегарша сумела их постепенно изъять и аккумулировать. В тот день, когда Фархад уехал, открыли фляги с брагой, замолодили брагу одеколоном и пошло веселье! К вечеру у Листа был очередной развод: летели одеяла и посуда из вагончика на улицу! Названая жена Листа, Маша, бегала по вагончикам и пряталась от побоев. На этот раз для пущей маскировки она спряталась у помощника дизелиста Пети. Лист в процессе обхода вагончиков обнаружил ещё одну укрывшуюся от общества компашку, распивающую брагу. Он припал к ковшу, а потом насовал в морду хозяину браги за то, что тот не позвал его, Листа, на распитие фляги сам, и на этом успокоился. Коротая время с Петей, жена Листа Маша стала говорить молодому дизелисту:
— Вот, бросила из-за этого рецидивиста семью, ради нашей любви! А он, гад окаянный, не успокоится никак, лупит меня каждый день, считай!
Чтобы поддержать жертву Листа, Петя стал подбадривать Машу, которая от побоев, казалось, растолстела ещё больше:
— Ты красивая! Если бы я был твоим мужем, я бы тебя не бил! Я бы тебя любил!
Ещё он говорил ей что-то в том же темпе. Через какое-то время Маша вышла из укрытия и пошла в свой вагончик. Там уже дремал Лист. Хмель в голову от бражки бьёт сонливый. Маша, чтобы разбавить пустоту общения, стала выговаривать ему в форме лёгкого, косвенного укора:
— Ты меня совсем не любишь! Бьёшь, как собаку! Вот Петя, он говорит, что если бы он был моим мужем, то он бы меня не бил! Он бы меня любил!
Тут на последних словах до дремлющего рецидивиста стало доходить, о чём говорит его гражданская жена, ради которой он променял свою свободную холостяцкую жизнь! Сон как рукой сняло. Он вскричал:
— Что-о-о! — и стал наносить Маше удары кулаками по мягкой, жирной спине.
Может, Листу поэтому нравилось лупцевать Машу, что жировой горб у неё был знатный, и руки при ударах не отбивало. После проведённого раунда, запыхавшийся боец перекурил, допросив основательно Машу, размазывающую сопли со слезами на кулак, и пошёл к Вите-слесарю в соседний балок. Он сказал ему:
— Витя, дай ружьё на охоту сходить!
— Бери, только патронов мало!
— Мне даже один хватит! — с этими словами Лист взял дробовик и пошёл в вагончик, где жил дизелист Петя.
Петя после пережитого разговора лежал под одеялом и о чём-то мечтал. На соседней кровати, укрывшись с головой, спал помдизелиста Вова Фёдоров. Лист ввалился, как кинутая в окно граната:
— Ты что ли, Машку обещал любить? — сразу спросил он Петю.
— Она… Я… Ты неправильно понял! Я хотел сказать…