Рыцарь-чародей
Шрифт:
– А что будет со мной? – спросил Тиази.
– Вы станете служить новому королю столь же преданно и со знанием дела, как служили королю Гиллингу.
– Возможно, он захочет поквитаться со мной.
– Если даже так, он не поквитается, хотя и будет уверен в обратном. Каждый король нуждается в колдуне и в министре, готовом брать на себя ответственность за непопулярные решения. Вы являетесь и первым, и вторым. Он спросит себя, почему бы ему не использовать вас – по крайней мере, поначалу, – и возгордится своим умом.
– А вы вправе гордиться своим
– Потому что они верные. Я заслужил право просить вас о милости?
Тиази кивнул:
– Даже не об одной, коли вам угодно.
– Отлично. Я прошу о трех. Во-первых, распределение рабов…
– Вы хотите потребовать несколько для себя? Или для нашей королевы? Вам следует обратиться к сэру Свону.
– Вы уже поделили рабов? – поднял голову Тауг.
– Ты был ранен, – пожал плечами Тиази, – и мы не видели необходимости в твоем присутствии. Я действовал от твоего имени, в твоих интересах.
Тауг начал говорить, но Тиази жестом заставил его замолчать:
– Во-первых, тебе следует знать, что делить пришлось шестерых рабов, поскольку один погиб в схватке. У другого повреждена рука. Сэр Свон выбирал первым, как было условлено.
Тауг молча кивнул.
– Он выбрал здорового мужчину, разумеется. Я, действуя от твоего лица, выбрал другого мужчину. По имени Вил.
Этела тихонько ахнула.
– Сильный раб и опытный работник, насколько я понял. Когда у него заживет рука, он станет ценным приобретением. Затем сэр Свон выбрал одну из женщин – не эту. Я, зная о твоей нежной привязанности к девочке, выбрал ее.
– Я и так принадлежала Таугу! – воскликнула Этела.
Тиази помотал головой:
– Нет, но теперь принадлежишь. Сэр Свон выбрал другую женщину, понятное дело, а мне досталась последняя, твоя мать. Таким образом, ты, твоя мать и кузнец Вил теперь принадлежите оруженосцу Таугу.
– Это хорошо, – сказал Тауг. – Я… вы никогда мне особо не нравились. Я был не прав.
– Ты просто не понимал меня, – сказал Тиази, – как не понимаешь и сейчас. Я выполняю свой долг, как считаю нужным. Ты отдашь одного из своих рабов сэру Эйбелу? Если да, сэр Свон наверняка отдаст одного из своих королеве. Возможно, даже всех. Посмотрим.
– Мне не нужны рабы, – заявил я. – Мне нужна моя награда. Эта женщина. Как ее имя, Тауг?
– Я не знаю. Как зовут твою мать, Этела?
– Линнет. Я говорю «мама», но на самом деле она Линнет.
– Маргаритки и мантикоры, – прошептала странная женщина.
– Она часто это повторяет, – пояснила Этела. – Я сказала Таугу, а он сказал, что маргаритки – такие цветы.
– Символизируют богатство или солнце, – добавил Тиази.
Этела благодарно кивнула.
– Мантикоры – это такие звери размером с Гильфа, – сказал я. – У них головы мужчин или женщин, но львиные клыки и когти. Хвосты, как у скорпионов, только гораздо больше, и с жалом, источающим смертельный яд.
– Почему она повторяет эти слова, Этела? – спросил Тауг.
– Не знаю. А почему
Тиази фыркнул:
– У меня есть вопрос получше. Какова ваша вторая просьба, сэр Эйбел? Я удовлетворю ее, коли сумею.
– Вы можете исцелить эту женщину? Рабыню Тауга?
Гильф посмотрел на меня таким взглядом, что я понял: он знает, что я сам мог бы исцелить женщину, но только в нарушение своей клятвы, и он далеко не уверен, что я поступил благоразумно, связав себя такой клятвой.
– Я могу попробовать, – сказал Тиази, – и, вероятно, попробую. Но возьмусь я за дело или нет, зависит от ваших ответов на мои вопросы. Вы можете сказать, кто покушался на короля Гиллинга в ночь сражения и кто в конце концов его убил? И какова ваша третья просьба?
Я вздохнул:
– Вы позволите мне сесть, милорд?
Тиази кивнул, и я снова присел на ступень кресла.
– На первый ваш вопрос я не знаю ответа. Если вас интересует мое мнение, и в первом и во втором случае действовал один и тот же убийца, хотя даже в этом я не уверен. В моей последней просьбе – первая осталась невыполненной – мне будет отказано?
– Возможно, вам будет отказано и во второй. – Тиази встал и принялся расхаживать по комнате. Он казался ростом с башню, и его низкий звучный голос гулко отдавался от стен. – Я не верю, что у человека столь проницательного нет никаких предположений на сей счет.
– Я мог бы высказать предположение. – Я помолчал, собираясь с мыслями. – Но не стану. Я рыцарь, а рыцарь не порочит доброе имя других. Допустим, я выражу мнение, хотя ничем не подтвержденное, что покушение совершил некий чужеземный рыцарь, сэр Эйбел Благородное Сердце. Обвинение моментально разнесется повсюду, как обычно бывает с подобными обвинениями, и я навсегда потеряю свое доброе имя. Даже если впоследствии настоящий убийца признается в содеянном, все скажут, что подозрение пало на меня в силу моей небезупречной репутации.
Тиази на мгновение остановился и сухо спросил:
– Кажется, в обоих случаях вас здесь не было?
– Да. Вот почему я обвинил себя. У Шилдстара есть друг с двумя головами. Имени я не знаю.
– Правая голова – Оргальмир, левая – Боргальмир.
– Благодарю вас. Я ничего не утверждаю, но допустим, я высказываю следующее мнение: Оргальмир ранил короля, а Боргальмир убил.
– Нелепое предположение!
– Не более нелепое, чем множество других. Вы хотели, чтобы я высказал предположение. Ну вот, я высказал.
– Вы рискуете получить от меня отказ. На обе свои просьбы.
– Моя мама не… не всегда такая, как мне хотелось бы, – сказала Этела.
– Ее силой увели из родного дома, – я старался говорить мягким тоном, – и превратили в рабыню. Она привлекательная женщина и, возможно, привыкла к совершенно другому обращению. Потрясение помрачило ее рассудок. Скоро мы отправимся в Целидон – ты с мамой, Тауг, Гильф, Мани и я, и даже Вил. Твоя мама вернется домой, и, хотя перемены произойдут не сразу, я думаю, со временем ей станет лучше.