Рыцарь и буржуа

Оссовская Мария

«Интерес общества, — пишет Бентам, — есть одно из самых общих выражений, какие только встречаются в фразеологии нравственного учения: неудивительно, что смысл его часто теряется» Бентам И. Введение в основания нравственности и законодательства. — Избр. соч. Спб., 1867, т. 1, с. 3.. И впрямь, теоретическая мысль оказывается здесь довольно-таки беспомощной. Она упорно ищет определение этого термина, взятого в изоляции; между тем он явно относится к многочисленной категории терминов, которые можно определить лишь в известном контексте. Поэтому мы будем спрашивать не о том, что значит слово «интерес», но о том, что имеют в виду, употребляя выражения наподобие следующего: «Достижение цели 5 соответствует интересам X».

Понятие интереса широко используется со времен очень давних; но, пожалуй, никогда в истории европейской мысли к нему не прибегали так часто, как в эпоху французского Просвещения. Слово inteacute;recirc;t было у всех на устах.

Для Гельвеция это центральное понятие. «Всякий, в сущности, всегда повинуется своему интересу», — читаем мы в трактате «Об уме»; это Гельвеций полностью оправдывает, препоручая мудрому законодателю согласование человеческих интересов. «Интерес управляет всеми нашими суждениями», — продолжает Гельвеций. «Интерес есть единственный источник уважения или презрения, которое питают нации к своим различным нравам, обычаям, разновидностям ума» и т.д., и т.д.

Концепция интереса у Гельвеция, как и у всех мыслителей XVIII столетия, — это психологическая концепция. Речь идет о так называемом «субъективном интересе». Утверждение, что «достижение цели 5 соответствует интересам X», равнозначно здесь утверждению, что «Xжелает 5». Желает, ибо ожидает от этого чего-то приятного или устранения чего-то неприятного. Наши интересы определяются нашими желаниями, а в конечном счете — нашими страстями. В «Большой энциклопедии» [Имеется в виду «Энциклопедия» Дидро и Ж.-Л. Д'Аламбера (1751-1780). Статья «Интерес» была написана Дидро] в статье «Интерес» признается неверным употребление этого слова в негативном значении, с которым связано «представление о скупости и о чем-то низменном». Забота о собственных интересах может с равным успехом побуждать и к добрым, и к дурным поступкам. То же мы видим у Гельвеция и современных ему авторов.

«В обычном употреблении, — пишет Гельвеций, — смысл слова интерес суживается до значения: любовь к деньгам; просвещенный читатель поймет, что я беру это слово в более широком смысле и что я применяю его вообще ко всему, что может доставить нам удовольствие или избавить нас от страдания» Гельвеций К. Соч., т. 1, с. 182, 186, 303, 183.. Если, однако, в утверждении, согласно которому человек всегда руководствуется собственным интересом, ощущается какая-то эгоистическая нотка, то это потому, что человек, всегда преследующий свои интересы, в случае конфликта жертвует чужими интересами ради своих собственных.

Психологической концепцией интереса оперирует всякий, кто судит о чьих-либо интересах на основании того, чего люди действительно желают. В этом случае представление об интересах можно было бы получить путем опроса. Если бы мы, опросив людей, находящихся в переполненном, душном и прокуренном помещении, получили от них единодушный ответ, что нужно обязательно открыть окна, мы могли бы сказать, что в интересах собравшихся проветрить зал. Нередко мы имеем в виду также и эту, психологическую концепцию интереса, когда утверждаем, что в интересах буржуазии было усыплять бдительность эксплуатируемых, оправдывать свои привилегии в глазах других и в своих собственных. Мы утверждаем это — как будет показано ниже — на основании неявно подразумеваемого эмпирического обобщения, согласно которому в обществе, где имеются привилегированные и дискриминируемые, любой из привилегированных хочет сохранить свои привилегии, хочет, чтобы они были надежно ограждены, и не хочет испытывать из-за этого угрызений совести. Об интересах здесь судят, следовательно, на основании предполагаемых желаний, которым приписывают сравнительно устойчивый характер. Предрасположенность к ним входит в состав так называемых психологических установок Одна из последних известных мне попыток конкретизации психологической концепции интереса, содержится в книге: Lasswell H. D., Kaplan A. Power and society. New Haven, 1950. В состав интереса, поясняют авторы, всегда входят какие-то ожидания и какая-то осознанная потребность..

Эта психологическая концепция интереса преобладала в идеологиях эпохи либерализма. Бентам требовал избирательных прав для всех, включая женщин, поскольку верил, что все люди равны — в том смысле, что все они способны испытывать удовольствие или страдание; а так как сам человек лучше всего может судить о том, что соответствует его интересам, никого нельзя лишать права голоса в делах государства. Из убеждения, что человек сам лучше всех знает, чего он хочет и что ему нужно, вытекало требование свести к минимуму вмешательство государства в частную жизнь граждан. Эта концепция laissez-faire [Laissez-faire — не мешайте (франц.), девиз либеральной экономической и политической школы XIX в., выступавшей против вмешательства государства в социально-экономическую жизнь и отводившей ему роль «ночного сторожа»] (лессеферизм), как известно, заходила весьма далеко. Г. Спенсер ставил под сомнение даже право государства вводить обязательное школьное образование.

Но

у Бентама встречается и другое понимание «интереса» — как «просвещенного интереса» (впоследствии в подобных случаях говорили об «объективном интересе»). Согласно этому пониманию, не каждый отдает себе отчет в том, что соответствует его интересам; поэтому часто приходится решать за других, а право на это имеет тот, кто знает, в чем состоит их правильно понятый интерес. Эта концепция, широко распространившаяся после упадка либерализма, открывает возможность заботиться об интересах других, не спрашивая их мнения и даже вопреки их воле, — как заботятся родители о собственных детях.

Высказывание «Цель S соответствует интересам X» не значит здесь «X желает S», а значит лишь «S хорошо для X» (причем «для X» — не обязательно «по мнению X»). Реформатор, который в отсталой стране борется в интересах женщин за их право голоса, экономическую независимость и свободу выбора профессии, не спрашивает при этом мнения заинтересованных. Он требовал бы этих реформ, даже если бы знал, что его соотечественницы, свыкнувшись со своей судьбой, хотят по-прежнему подчиняться воле мужей и заниматься лишь детьми и хозяйством. Подобным же образом мы утверждаем, что грамотность в интересах неграмотных, пусть даже сами неграмотные всеми силами сопротивляются овладению грамотой. Субъективное желание, следовательно, не является достаточным или необходимым условием для того, чтобы судить о чьих-либо интересах. Об интересах мы судим тут прежде всего на основании какой-то иерархии ценностей, которая не обязательно должна исходить из субъективных желаний самих заинтересованных. Если мы утверждаем, что право избирать и быть избранным, экономическая независимость, свободный выбор профессии соответствуют интересам женщин, то это значит, что женщина, в соответствии с нашим образцом человека, должна иметь эти права Сходным образом обстоит дело с понятием «потребность». Иногда потребностями человека считают все, нехватка чего ощущается, будь то нехватка хлеба или нейлоновых чулок. В этом смысле говорят, что капитализм формировал у людей все новые потребности, что потребности крестьянина, столкнувшегося с городской жизнью, возрастают и т.д. При ином подходе субъективное ощущение нехватки чего-либо будет сочтено потребностью лишь в том случае, если ее удовлетворение признано необходимым, разумным. В этом смысле желание утолить голод — потребность, а вздохи о лакированных ногтях — всего лишь каприз. Одобряемые потребности называют обычно «первичными», «основными» или «главными»..

На это можно было бы возразить, что и тут мы имеем дело с психологической концепцией интереса, с той лишь разницей, что «желание», по которому мы судим об интересе, носит здесь условный характер. Женщина наверное захотела бы получить избирательные права и экономическую независимость, если бы душа ее не была порабощена, если бы она обладала чувством собственного достоинства, если бы она к чему-то подобному стремилась. Однако, внимательно вглядевшись в формулировку всех этих условий, нетрудно заметить, что желания лишь предполагаются, а на первый план выходит определенная система ценностей. Именно эти ценности упорно защищает реформатор. Борясь за права женщин, он, несомненно, хотел бы пробудить в них стремления, о которых шла речь; но он продолжал бы бороться даже и в том случае, если бы ему не удалось просветить женщин, то есть открыть им глаза на те ценности, которые он отстаивает.

Но спор о способе определения чьих-либо объективных интересов может вестись и в иной форме — как спор о путях достижения того, к чему стремятся обе спорящие стороны. С таким случаем мы имеем дело, например, когда каждый из двух рабочих, признающих необходимость борьбы с эксплуатацией, предлагает для этого разные пути. Тогда в утверждении: «Я лучше тебя понимаю твои интересы» — выражается убеждение говорящего в том, что он больше знает о реально существующих связях между явлениями. Если же мы, имея одинаковое представление об этих связях, все-таки продолжаем спорить, то это уже спор о ценностях. Допустим, мы убеждаем курильщика (разделяющего вместе с нами убеждение во вредности курения для здоровья), что в его интересах бросить курить. Тем самым мы ставим здоровье выше удовольствия от курения, а на возражение «лучше прожить меньше, зато с удовольствием» нам остается разве что развести руками — обычный жест при столкновении с чуждой нам иерархией ценностей. Европеец, разделяющий систему ценностей эпохи капитализма, считал, что в его интересах работать больше при соответствующем повышении заработной платы. Человек средневековья, напротив, в этом случае предпочитал сокращать свое рабочее время, полагая, что в его интересах не столько больше зарабатывать, сколько иметь больше свободного от работы времени.