Рыцарь и буржуа
Шрифт:
Из дому гонит Робинзона «нелепая и необдуманная затея составить себе состояние» (с. 17). Мотив обогащения сохраняется в книге и дальше, но наряду с ним появляется и какое-то внутреннее беспокойство, пагубное стремление к приключениям, не позволяющее Робинзону после первого путешествия постепенно увеличивать свои доходы, хотя у него имеется уже вполне приличный капитал.
В робинзонаде все мещанские добродетели получают глубочайшее оправдание. Тому, кто был воспитан в рыцарских понятиях, на необитаемом острове пришлось бы или усвоить мещанские добродетели, или погибнуть. Здесь требовалась предусмотрительность, бережливость, трудолюбие, терпение и упорство. Здесь нужно было мыслить в категориях прибылей и убытков и методично бороться с трудностями.
Культ методичности и отчетности у Робинзона просто нельзя не заметить. Кого из читателей не поражало
3 — убито нашими первыми выстрелами из-за дерева,
2 — следующими двумя выстрелами,
2 — убито Пятницей в лодке,
2 — раненных раньше, прикончено им же
и т.д., и т.д.
Всего 21
Было бы, я думаю, односторонне в этой страсти к инвентаризации, упорядочению, классификации видеть только купеческую черту. Тут чувствуется и какая-то научная жилка. Когда Молль Флендерс ищет себе мужа среди капитанов, то прежде всего она делит их на два разряда: тех, у кого уже было судно, и тех, кто только хотел его получить. Среди этих последних те, кто намеревался достичь своей цели женитьбой, делятся в свою очередь на две категории: 1) рассчитывающие на деньги жены; 2) рассчитывающие на ее связи (с. 87-88). Любовь к коллекционированию фактов и их упорядочению, столь характерная для Дефо, присуща любому исследователю.
Вернемся, однако, к мотиву обогащения. В «Образцовом английском купце» обогащаться рекомендуется постепенно. Робинзона Дефо тоже порицает за то, что тот хочет слишком многого сразу. В Бразилии дела у него шли превосходно. Но «меня одолевало жгучее желание обогатиться скорее, чем допускали обстоятельства» (с. 39), что и стало причиной множества бед. И все же в конце, как известно, мечта о богатстве сбывается. Плантации Робинзона в Бразилии работали на него все 29 лет его отсутствия. «Невозможно описать, как трепетно билось мое сердце... когда я увидел вокруг себя свое богатство». И дальше: при виде этих богатств «я побледнел, почувствовал дурноту и, если бы старик капитан не подоспел вовремя с лекарством, я, пожалуй, не вынес бы этой неожиданной радости и умер тут же, на месте» (с. 257). Так выглядит миг достижения финиша.
В истории Робинзона находит свое выражение не только жажда обогащения, но и стремление к колониальной экспансии, мечты о чудесных сделках, в которых за какие-нибудь бусы, зеркальца, побрякушки можно выменивать у дикарей золотой песок и слоновую кость. Сделках тем более приятных, что обе стороны остаются довольны, никто не в обиде, а источником прибыли служат лишь различия в иерархии ценностей разных культур. Робинзон мечтал о рабах и роли господина над ними, не питая ни тени сомнения, что англичанину это пристало, как никому. Злополучное путешествие, окончившееся гибелью судна и высадкой Робинзона на необитаемом острове было как раз экспедицией работорговцев в Гвинею, откуда товарищи Робинзона хотели «привезти негров тайно, а затем поделить их между собой для своих плантаций» (с. 40). Как писал еще в 1924 г. Доттен, «Робинзон» — это учебник колонизаторства, написанный с глубокой верой в миссию распространения цивилизации среди дикарей, а вера в подобную миссию и в «бремя белого человека» лежит у истоков англосаксонского империализма См.: Dottin P. Ор cit., p. 480..
Мы не будем исследовать здесь все интересные мотивы, которые можно найти в «Робинзоне». Мы не пишем монографию о Дефо, а лишь цитируем его для иллюстрации истории видоизменений буржуазной морали — той, которая позднее, в XIX и XX веках, служила моделью для карикатуры. Авторы этой карикатуры вменяли в вину буржуазной нравственности
Буржуазную нравственность всегда обвиняли в эмоциональной бедности, проявляющейся и в теоретизировании, и в поведении.
Холодность Молль Флендерс, которая думает только о собственных интересах, поразительна. Известно, что ее мало заботят собственные дети. Сообщник ее многочисленных краж оказывается за решеткой, и Молль боится, что он ее выдаст; к счастью, ее товарка «прислала мне радостную весть, что парень повешен, — давно я не получала такого приятного известия» (с. 279-280). Эту черту находили также у Робинзона, которого упрекали за продажу столь преданного ему мальчика Ксури; причем, если он и сожалел впоследствии о своем поступке, то не потому, что был так уж привязан к мальчику или что его мучила совесть [Купив плантацию, Робинзон стал нуждаться в рабочих руках, «и тут мне стало ясно, как неразумно я поступил, расставшись с мальчиком Ксури» (с. 35-36)]. Было замечено также, что если Робинзон и делал доброе дело, то для того, чтобы насладиться ролью милостивого владыки или же орудия провидения. Но всего удивительней то, что в романе, столь реалистичном, где каждая мелочь воссоздана с фотографической точностью (особенно, когда речь заходит о хозяйственных вопросах), автор заставляет Робинзона прожить 29 лет без единой мысли о женщине; а ведь книга отнюдь не предназначалась для юношеского чтения. «В самом деле, я ушел от всякой мирской скверны: у меня не было ни плотских искушений, соблазна очей, ни гордыни» (с. 118) — вот единственное упоминание об этой теме. «Купцу, достойному своего звания, некогда предаваться любви, — замечает, имея в виду героев Дефо, Доттен. — Если у него и остается немного свободного времени, пусть лучше он употребит его на улучшение своего положения в обществе, на то, чтобы стать истинным джентльменом» [Ibid., p. 796.].
Умалчивание об эротической стороне жизни в «Робинзоне» не единственная неправдоподобная черта этой книги. Неправдоподобно также, что Робинзон прожил на острове 29 лет, не старея и не забыв языка. При первой же встрече с соотечественниками он демонстрирует такой безупречный английский язык, как если бы только вчера покинул Сити. Конечно, легко что-нибудь просмотреть, сочиняя книгу за два месяца, но что касается эротики, здесь, я полагаю, дело не в недосмотре. В личной жизни Дефо эти вопросы, кажется, не играли особой роли. Биографы, правда, выискали какую-то его случайную любовницу, торговавшую устрицами, но утверждают, что Дефо содержал ее в один из периодов своего «просперити», дабы и тут возможно более походить на джентльмена.
В разнообразнейших подражаниях «Робинзону Крузо» сохранялась и эта его особенность, что, разумеется, было оправдано, когда робинзонады стали чтением для молодежи. Д. Марион, один из исследователей творчества Дефо, допускает, что мотив робинзонады и любовный мотив в принципе исключают друг другаСм.: Marion D. Ор. cit., p. 128.. Тут, конечно, все зависит от того, как понимать робинзонаду. Если к подобному типу литературы можно отнести «В пустыне и в джунглях» Сенкевича, гипотеза Мариона ошибочна.
В «Робинзоне» замечали также мещанскую осторожность и недоверчивость. Действительно, Робинзон все дела улаживает в форме договора и всегда начинает с точного определения, что он дает и что желал бы получить взамен, причем письменная форма для него предпочтительнее. Особенно любопытным примером служит первая за 29 лет встреча с соотечественником. Робинзону не изменяет ни ясный ум, ни дар речи. Когда капитан, высаженный мятежной командой на остров, просит о помощи, Робинзон отвечает: «Сударь, я попыта юсь выручить вас, но прежде ставлю вам два условия... во-первых, пока вы у меня на острове, вы не будете предъявлять никаких притязаний на власть... и будете подчиняться всем моим распоряжениям. Во-вторых, если вам удастся овладеть вашим кораблем, вы бесплатно доставите на нем в Англию меня и моего слугу» (с. 230). А так как у Робинзона были деньги, спасенные с двух потонувших кораблей, его забота о бесплатном проезде в Европу и впрямь доказывает, что меркантильный подход к жизни ни на минуту не оставил его, а радость от освобождения не затуманила его трезвый ум.