Рыцарь из ниоткуда. Сборник
Шрифт:
– Как он там?
– Должно быть, ему невесело, – сказал Интагар с подобием улыбки. – Камеру для ожидания мои ребята оборудовали на совесть: окна нет, каморка мрачная и сырая, всей мебели – ворох грязной соломы. Они туда даже парочку здоровенных крыс запустили, для пущего колорита. Классическое «мрачное узилище», дальше некуда.
– Ну, с крысами они, может, и перегнули палку, – задумчиво сказал Сварог. – Хотя… Ладно, пусть остаются крысы. Колорит так колорит, смотришь, на кого-нибудь из постояльцев как раз крысы и окажут самое
Он изложил всю историю, опуская мелкие подробности. Ничего тут не поделать, о Велеретте умолчать было нельзя. При первом упоминании о ней на лице Интагара мелькнула тень страдальческий грусти, но он, конечно, не позволил себе вопросов и высказываний, не относящихся к делу. Все ж кремень-человек.
– Вот такие дела… – сказал Сварог, закончив. – Кстати, как он себя вел?
– Да как все они, – сказал Интагар. – Напоминал, кто он таков есть, целый лейтенант гвардии и благородный маркиз, пугал дядей из министерства двора, виселицу всем обещал. Потом получил пару раз по загривку, и крепко, после чего угомонился… опять-таки, как все они. Государь… Я ничего не понимаю. В любом случае, – он посмотрел на стоящую меж ними синюю коробочку с поднятой крышкой. – Эта штука должна была попасть не ко мне в комнату, а к Велеретте…
– Я тоже ничего не понимаю, – сказал Сварог. – И никто ничего не понимает. Дохлое, но утешение… Но что-то же это должно означать, вперехлест через клюз?! Вы слышали что-нибудь о таких вот «тарелочках», украшенных камешками?
– Ни разу. За лавками продолжают наблюдать, но там и «тарелочки», и символы простые, без дополнительных украшений.
– Вот то-то, – сказал Сварог. – У меня те же сведения. И тем не менее эту штуку делали, как говорится, по особому заказу и подкинули именно Велеретте. Что-то это да означает… Ну, не будем ломать голову, пойдемте к постояльцу. Черт, на ногах стоять не хочется, но ведь придется…
– Ну что вы, государь, я все предусмотрел, – заверил Интагар. – Там напротив есть комнатушка для допросов. Опять-таки не похожа на ваш кабинет, но найдется на чем посидеть…
Они спустились в длинный подвал (целиком отданный под «хозяйство Интагара», потому что двум другим спецслужбам был без надобности, а если и им понадобятся «камеры ожидания», то у Интагара их с дюжину, всем хватит). Свернули направо, прошли по широкому чистому коридору, ярко освещенному карбамильскими лампами. Справа и слева как раз и располагались камеры – судя по низеньким дверям с зарешеченными окошечками. Коридор кончался свежепостроенной деревянной стенкой, в которой имелась дверь без замков и засовов (Сварог без объяснений догадался, что за ней).
Остановились у последней двери справа, возле которой торчал верзила с примечательной физиономией, в простом сером кафтане, оттопыренном с двух сторон какими-то служебными инструментами. Вытянулся, как уж умел, при виде начальства.
– Как он там? – тихонько спросил Сварог.
– Поначалу в дверь колотился и орал, – так же тихо доложил верзила. – Сначала пужал по-всякому, грозился, потом стал
Сварог заглянул в маленькое окошечко. Такой роскоши, как карбамильские лампы, в камере не полагалось, и она освещалась простой масляной коптилкой, прикрепленной к стене как раз над приготовленным для «постояльца» «ложем». Так что Сварог пленного разглядел хорошо: гот, очевидно устав торчать на ногах и смирив гордыню, сидел на охапке грязной соломы, уронив руки на колени, повесив голову – едва ли не точная копия картины под названием «Узник в безнадежности», принадлежавшей кисти кого-то из мастеров прошлого (Сварог ее видел в Равене в собрании графа Дино). Одним словом, клиент понемногу дозревал – все же в тайной полиции знали свое дело, такая камера чего-чего, а оптимизма заведомо не прибавляла…
– Откройте! – распорядился Сварог.
И широкий засов, и дверные петли оказались смазаны на совесть – засов отодвинулся практически бесшумно, и так же без малейшего скрипа, совершенно неожиданно для узника, распахнулась дверь. Вот тут они недодумали, понял Сварог, входя вслед за Интагаром в низкую, (затылок едва не царапает сводчатый потолок) камеру. И дверные в петли, и засов должны скрипеть – громко, пронзительно, мерзко. Надо будет указать на недочет. И продумать что-нибудь, чтобы в камерах отвратительно воняло – колорит так колорит…
Впрочем, и так уже явственно пованивало – парашу не поставили, и постоялец, видимо, не вытерпев, ходил по нужде в дальний угол. Сварог хмыкнул – увидел двух сидевших там бок о бок большущих серых крыс, настороженно следивших за вошедшими.
Лейтенант вскочил с грязной соломы, словно подброшенный сильной пружиной, заорал на Интагара:
– Убейте крыс, твари, я их боюсь!
– Вообще-то гвардейскому офицеру стыдно должно быть бояться крыс, мышей и прочих насекомых, – сказал Сварог, становясь рядом с Интагаром. – А еще кого – или чего – вы боитесь, любезный? Что-то мне стало интересно…
Лейтенант оторопело уставился на него – и, судя по глазам, безусловно узнал. Среди допущенных ко дворцу он не числился, но Сварог несколько раз принимал парады гвардии в те или иные торжественные дни, традиционно присутствовал потом на обедах, и уж кто-кто, а гвардейские офицеры в Латеране поголовно должны были знать его в лицо.
– В-ваше величество…
– Да? – вежливо спросил Сварог.
Лейтенант, сразу видно, отчаянно подыскивал слова – и у него с этим не ладилось. Наконец он с цыганским надрывом в голосе воскликнул:
– Ваше величество, за что? Восемь лет безупречной службы, три медали, одну вы сами вручали, дядя в Министерстве дворца…
– Министром? – все так же вежливо поинтересовался Сварог.
Лейтенант машинально ответил:
– Нет, секретарь в третьем департаменте…
То есть, мысленно уточнил Сварог, в переводе на военные чины – сержант. А занимается Третий департамент вещами довольно непрестижными: канализацией, водопроводом, освещением территории за пределами дворцовых зданий…