Рыцарь короля
Шрифт:
По пути вниз, в большой зал, где были накрыты столы, королевские дворяне не преминули заметить эту особую честь, оказанную де Норвилю.
— Помяните мое слово, — шепнул де ла Гиш своему спутнику, — он вот-вот станет пэром Франции.
Во время изысканного ужина из множества блюд, который, несмотря на спешку, сумели приготовить дворцовые повара, сохранялся тот же неофициальный, дружеский тон.
Сбросив оковы придворного этикета, король настоял, чтобы Анна села справа от него, а немало ошеломленная такой честью мадам де Сен-Мартен — слева. Он ел с того же самого блюда, что и Анна,
Де Норвиль стоял за креслом своего царственного гостя, всегда готовый услужить, всегда готовый в нужную минуту вставить нужное слово.
Наблюдательные свитские дворяне, ужинавшие за соседним столом, решили, что Анна Руссель — само совершенство. Если она опускала глаза под пристальным взглядом короля, если больше слушала, чем говорила сама, если улыбалась, а не смеялась, то это выражало лишь скромность, — прекрасное качество в женщине и гораздо более пикантное, чем смелость, с точки зрения человека с хорошим вкусом.
Кроме того, смотреть на неё — одно удовольствие. Право, эта женщина — просто чудо. Боже милосердный, что за кожа, что за зубки! Какое изящество! Ничего удивительного, что его величество питает слабость к английским женщинам.
Некоторые дворяне вспоминали, что во времена покойного короля Франциск рисковал своим правом престолонаследования, проявляя слишком горячую симпатию к королеве, английской супруге Людовика, юной Марии Тюдор. Если бы она подарила королю наследника, оставаться бы Франциску герцогом Ангулемским; и его мать изрядно беспокоилась тогда…
Вина и яства были превосходны. Павлин с позолоченным клювом являл собою истинное произведение искусства. Горящая кабанья голова осветила зал и заставила заплясать тени на стенах. Когда же дошло до пирожных и засахаренных фруктов всевозможных сортов, король заявил, что и в Париже некому состязаться со здешними поварами.
Однако, когда были поданы десертные вина, Франциск поднялся из-за стола. День был долог; на завтра назначена охота. Он предложил провести часок за картами в своей комнате, а потом отправиться в постель.
Его дворяне постарались сохранить невинный вид.
— В чью постель? — почти не шевеля губами, пробормотал Луи де Брюж.
Стоя на страже у дверей комнаты господина де Люпе на втором этаже, Блез мог просматривать весь коридор по другую сторону лестничной площадки. Вернее, он мог видеть этот коридор, насколько позволял тусклый свет затянутой тканью лампы, освещавшей лестницу; когда спустилась ночь, этого света стало явно недостаточно.
Вначале по коридору сновали взад-вперед слуги, но постепенно они исчезли, отправившись перекусить в кухню, пока хозяева ужинали в большом зале. Позднее из последней комнаты слева — комнаты Анны — показались две женские фигуры, в которых он признал камеристок, и вошли в другую дверь. Он нетерпеливо ждал.
Наконец появилась третья фигура, однако он не мог бы утверждать, что это Рене, если бы она не направилась в его сторону; дойдя до самой лестничной площадки, она постояла с минуту, прислушиваясь к веселым голосам внизу, в главном
Когда она повернулась, чтобы уходить, её шарф соскользнул на пол; однако, как будто не замечая этого, она прошла дальше и исчезла за одной из дверей по правой стороне коридора.
Блез приметил эту дверь: если бы кто-нибудь появился в коридоре прежде, чем он доберется до комнаты Анны, он остановился бы и постучал в эту дверь. Желание вернуть даме шарф — вполне правдоподобное объяснение его появления по другую сторону площадки.
Итак, он на ходу подхватил шарф и поспешил вдоль коридора, придерживая шпагу, чтобы не стучала; коридор, однако, оставался пустым. Минутой позже, бесшумно отодвинув защелку, он проскользнул в комнату Анны и осторожно прикрыл за собой дверь.
Комната освещалась лишь парой тонких свечей, хотя канделябр стоял наготове в ожидании возвращения хозяйки. В полутьме Блез смог разглядеть кровать с тяжелыми занавесями по бокам и глубокий камин под вытяжным зонтом, в котором ещё оставались сосновые сучья, положенные туда на лето. Там можно было укрыться лучше, чем среди прикроватных занавесей. Такие камины не раз и не два использовались для подобных целей.
Дверь в альков-переднюю стояла открытой, и Блез заглянул туда; но, как и говорила Рене, там негде было спрятаться.
Теперь он перешел к главной цели, которая привела его сюда. Если предположение о потайном ходе верно, то он мог проходить только в наружной стене, судя по расположению люка в галерее. Поэтому Блез прежде всего обратился к оконным нишам.
Если бы ему удалось убедиться в существовании потайного хода, а ещё лучше, узнать, как можно проникнуть оттуда в комнату, он гораздо лучше подготовился бы к выполнению задачи, которая встанет перед ним в эту ночь.
В отсутствие де ла Палиса вся ответственность за миссию, возложенную на них регентшей, ложилась на него одного. А шансы ничтожно малы. Он не в состоянии успеть повсюду. Он может находиться лишь в этом месте, которое регентша определила как главное, да и ему самому оно внушало особенные подозрения.
Ужин внизу продолжался уже более часа. Исходя из собственного опыта, Блез полагал, что может рассчитывать по крайней мере ещё на полчаса, прежде чем ему придется спрятаться.
К немалому своему удовлетворению, он быстро нашел во второй оконной нише панель, отзывавшуюся на стук гулким звуком. Однако подтвердить свою догадку насчет потайного хода — это одно, а вот дознаться, как можно открыть доступ в него, — совсем другое…
Его пальцы напрасно ощупывали подозрительную сторону ниши сверху донизу. В поисках хоть какого-то намека на скрытый механизм он исследовал даже оконную раму и настил пола. Блез буквально кипел от бешенства: понимая, что это устройство, вероятно, очень простое, он никак не мог на него наткнуться. А минуты утекали одна за другой. Он стал трогать обшивку над головой…
И вдруг у самой двери в коридоре зазвучали голоса; он мигом выскочил из ниши и заметался по комнате. Ему едва хватило времени перебежать на дальнюю сторону кровати, и он ещё путался в складках тяжелых расшитых занавесей, когда дверь отворилась.