Рыцарь Кровавой Розы

Марков Тимур

– Клянусь!
– сердце принца колотилось как бешеное, ладони вспотели, а сам он слегка взмок.

– Клянешься ли ты именем Земли защищать королевство от всех врагов, внешних и внутренних, и, если потребуется, отдать свою жизнь ради спасения страны?

– Клянусь, клянусь!
– нетерпение в голосе Тристана достигло предела.

– По воле духов, хранящих нас, и сообразно твоим заслугам я, в присутствии этих достопочтенных господ и дам, нарекаю тебя рыцарем. Да будут все силы этого и Иного мира мне свидетелями, - завершил он, убирая меч.
– Встаньте, сэр Тристан из дома Лионессе.

Последние слова его благодетель произнес после небольшой паузы, но такие мелочи

не волновали юношу, как, впрочем, не волновало уже и ничто иное. Чувства переполняли его настолько, что он готов был едва ли не обнять посвящавшего. Резким, слишком несдержанным движением он вскочил на ноги… и едва не упал на месте от удивления и испуга. 

Перед ним стоял не кто иной как глава Озерного дома Ланселот дю Лак. Рыцарь довольно равнодушно смотрел на Тристана своими ледяными глазами, и по его лицу, как обычно, невозможно было прочесть ровным счетом ничего. От неожиданности юноша буквально лишился дара речи и мог лишь стоять и молча таращиться на повелителя Арморики, глупо хлопая глазами. Могли пройти мгновения, а могли и часы, но наконец неловкое молчание нарушил приятный голос королевы:

– Благодарю вас, господа.

Ланселот не проронил более ни слова, и, немного задержавшись взглядом на молодом принце, развернулся и направился к своему трону. Его примеру последовал и король Пеллинор. 

– Что касается вас, молодые люди, - продолжила Гвиневра, - примите мои сердечные поздравления!

Оба юноши учтиво поклонились, и тут королева неожиданно добавила:

– А вы, господин Тристан, или, - она немного лукаво улыбнулась, - я полагаю, теперь больше подойдет “сэр Тристан”. Ваше поистине героическое деяние заслуживает отдельного поощрения. От имени Совета, я дарую вам право просить любой награды за ваш подвиг. Говорите, и это будет исполнено.

Зал снова притих, но молодой принц не выглядел удивленным. Напротив, он рассчитывал на такой поворот событий. 

– Я в самом деле могу просить что угодно?
– с поддельной наивностью спросил юноша. 

– Если то будет в наших силах, - мягко пояснила Гвиневра.

– Что ж, благодарю, Ваше Величество, - учтиво произнес Тристан. Оставался последний, завершающий акт пьесы.
– У меня и вправду есть одно желание.

– Так не тяните, просветите нас.

– Как вам всем известно, - начал юный наследник, повернувшись к собравшимся, - посвященному рыцарю надлежит взять себе оруженосца. Это должен быть юноша из благородной семьи, сам не являющийся рыцарем. 

Убедившись, что внимание присутствующих полностью сосредоточено на нем, Тристан продолжил:

– А посему, Ваше Величество, в качестве обещанной мне награды я прошу, чтобы мои оруженосцем стал… Галахад дю Лак!

Из свиты консульского принца вышел вперед неприметный юнец, до того времени скрывавший лицо под глубоким капюшоном. Едва он сдернул убор с головы, по залу прокатился такой возглас удивления, что предъявление головы Моргольта теперь сошло бы за рядовое, будничное явление. А затем повисла мертвая, загробная тишина. Придворные и гости, казалось, не отваживались даже дышать. Лишь легкое потрескивание факелов, установленных по стенам вдоль всего зала, нарушало могильное безмолвие. С чувством огромного торжества Тристан смотрел, как Ланселот, приподнявшись на подлокотниках трона, вскочил на ноги, выпрямившись во весь рост. Озерный рыцарь впился в сына глазами, плотно сжав губы, а его скулы едва не ходили ходуном от ярости. Кто бы мог подумать, что мускулы на этом лице вообще способны приходить в движение.

Галахад не выдержал отцовского взгляда и склонил голову к земле. Тристан поспешил прийти другу на помощь:

– Так будет

ли исполнена моя просьба?
– мягко, как ни в чем ни бывало, спросил он, обращаясь к королеве.

Гвиневра выглядела потрясенной. На несколько мгновений она позволила себе потерять лицо и в растерянности взглянула на Ланселота, ища поддержки. Когда их глаза встретились, показалось, что сейчас воздух вокруг завибрирует и кристаллизуется, разлетясь тысячами крошечных стеклянных осколков. Но затем король Арморики едва заметно кивнул и царственно сел обратно на свое место. Его лицо снова превратилось в бездушную маску, холодную и отстраненную. В воздухе разлилось сладостное ощущение облегчения, как после грозы в летний день. 

Королева после короткого замешательства вернула самообладание и прежним мягким, но деловитым тоном, произнесла:

– Быть по сему. Да будут все сиятельные господа и дамы, собравшиеся здесь, свидетелями того, что Верховная королева и Совет не нарушают данного слова! Отныне этот юноша, Галахад из дома дю Лак, ваш оруженосец!
– и, после небольшой паузы, добавила, - Постарайтесь привить ему все правила и обычаи, присущие истинному рыцарю.

– Непременно, Ваше Величество!
– услужливо отозвался Тристан, с удовольствием глядя, как Галахад улыбается во весь рот. 

Юноша обернулся и посмотрел на отца. Король Марк сидел в каменном кресле, слегка облокотившись на руку и поглаживая пальцами подбородок. В кои-то веки на его лице играла слабая, слегка ехидная, но теплая улыбка. Когда Тристан излагал ему свой план дома, в Корнуолле, венценосный родитель не скрывал скепсиса по отношению к этой затее, и все же дал свое дозволение. Но выражение лица Ланселота, когда гостям представили изгнанного принца, с лихвой окупило все его сомнения.

Глава 18

Прикосновение иглы к гладкой коже было острым и приятным одновременно, разливая по телу легкую, сладковатую боль. Это ощущение он испытывал в прошлом неоднократно, но никогда оно не становилось столь желанным, как сейчас. Тристан поморщился в последний раз и жестом велел мастеру прекратить. Тот повиновался и, убрав иглу, приложил к груди наследника кусок чистого полотна. Ткань пропиталась кровью и частичками краски, моментально потеряв свой первозданный, ровный бежевый цвет. Как следует промакнув свою работу и покрыв ее тонким слоем мази из небольшой баночки, мастер удовлетворенно кивнул, убирая инструменты.

Юный принц медленно поднялся со стула, разминая затекшие плечи, и направился к большому ростовому зеркалу, высившемуся в углу его личных покоев. Сейчас он был раздет по пояс, что позволяло ему в полной мере лицезреть свое красивое, натренированное тело. Отражение встретило наследника Корнуолла широкой улыбкой, полной самолюбования. Густой узор хорошо знакомых татуировок тянулся через весь торс, заходя на плечи и руки, но появилось тут и кое-что новенькое. На левой стороне его груди, прямо напротив сердца, распустила свои алеющие лепестки Кровавая Роза дома Лионессе. Мастер воистину постарался на славу - яркий, объемный, воссозданный в мельчайших деталях, светящийся жирным блеском от свежей мази цветок и впрямь выглядел, как живой. А тончайшие струйки крови, сочившейся из свежих проколов, лишь добавляли картинке правдоподобности. Тристан с удовольствием вертелся перед зеркалом, рассматривая новую татуировку с разных углов. Чувство собственного превосходства переполняло его, угрожая поглотить без остатка. Сегодня история маленького принца-затворника, всю жизнь просидевшего в золотой клетке, заканчивалась, и начиналась новая - история сэра Тристана из Лионессе, Рыцаря Кровавой Розы.