Рыцарь московской принцессы

Устинова Анна Вячеславовна

Ужас Егора усилился. Он сделал несколько шагов вперед. Мутная серая масса сгущалась. Оставаться на месте? Но что это даст? Он упрямо побрел вперед, светя себе под ноги, чтобы ненароком не ухнуть в неожиданно появившуюся яму. Туманная мгла концентрировалась и уплотнялась, словно сопротивляясь каждому его шагу. Он уже ничего не видел вокруг. Даже стены коридора исчезли из поля зрения, а нижняя часть ног, от колена, тонула в непроницаемом мареве.

Куда он бредет? Зачем? На что еще может надеяться? Вместе с волнами тумана на мальчика накатывали уныние и серая давящая

тоска. Остановившись, он сбросил рюкзак и сел, а затем вообще лег. Вот сейчас он закроет глаза, и больше не надо будет их никогда открывать. Не надо больше идти. Не надо ничего делать. Бороться, страдать, надеяться. С этой мыслью он провалился в спасительное небытие.

Сколько же минуло времени, пока к нему возвратились все чувства? Открыв глаза, он обнаружил: тумана как не бывало. Фонарик, валявшийся рядом, продолжал ярко светить. Егор находился не в коридоре, а в круглом каменном помещении. Вооружившись фонариком, он посветил вверх. Потолок по-прежнему не просматривался.

Следовательно, он все еще в лабиринте. Наверное, в самом центре его, сюда стекались целых четыре коридора. В середине помещения кругом выстроились зеркала. Спинками наружу и блестящими поверхностями внутрь. Было что-то зловещее в этом замкнутом круге. Будто бы заговорщики собрались пошептаться и втайне решить его, Егора, будущее.

Колючая лапа страха вновь сжала сердце. Бежать! Поскорее унести отсюда ноги. Куда угодно, только бы подальше!

Тишина давила, как надвигающаяся ледяная лавина. Вдруг у Егора за пазухой началось копошение, и розовый Лягух выглянул наружу.

– Квак! – разорвав тишину, возопил он и выпрыгнул на каменный пол.

– Куда? Не смей!

Мальчик попытался его поймать, но где там! Лягух огромными прыжками несся прямиком к зловещему кругу. Он проскочил между медными ножками одного из зеркал-заговорщиков и исчез из вида.

Егора трясло, но не бросать же верного друга. Зеркала стояли плечом к плечу и, кажется, при приближении мальчика еще теснее сомкнули ряд. Не протиснешься между ними.

Егор лег на пол и по-пластунски пролез между ножками.

– Квак! – поприветствовал его Лягух.

Он гордо восседал в середине круга и, в отличие от Егора, кажется, не испытывал никакого страха.

Мальчик, встав на дрожащие ноги, испытал состояние, близкое к панике. Зеркальные чаши курились дымом. Хотя нет, это был не дым, а серый туман. Они жадно затягивали в себя его остатки. Еще немного, и он совершенно исчез, а вогнутые чаши медно заблестели, отражая в себе Егора, друг друга и…

Что-то там было еще. Мальчик пытался вглядеться, ловя ускользающее изображение, но оно словно перепрыгивало из чаши в чашу, заставляя Егора кружиться вокруг своей оси. Каждую следующую секунду ему казалось, что он почти увидел это непонятное, осталось совсем чуть-чуть. Стоит лишь быстрее перевести взгляд с одного зеркала на другое.

Он уже вертелся юлой, однако видение упорно ускользало. Удавалось схватить его лишь краем глаза. Голова кружилась, в горле пересохло, в глазах поплыли радужные пятна. Еще немного, и он упадет.

Лишь в самый последний момент блуждающие

фрагменты сложились в картинку. Опушка леса. Огромные кряжистые вековые дубы. Их узловатые корни торчат из травы. Между ними лежит младенец. Дитя весело подкидывает вверх голые ножки и то ли звонко при этом смеется, то ли Егору так слышится. Зеленая трава, яркие цветы. Шмели, гудя среди них, собирают нектар. И дитя продолжает резвиться под ласковыми лучами солнца.

Свет дня внезапно померк, будто солнце ушло за тучу. Опушку леса накрыла густая тень. Из-за дуба высунулась густая львиная грива. За ней показалась морда. Вернее, это было почти человеческое лицо, правда, покрытое шерстью, как у царя зверей, и с загадочной кошачьей улыбкой.

Улыбка? Нет, это оскал. Обнажились огромные звериные клыки. Животное стремительно выскочило из-за дерева, разверстая пасть его зависла над младенцем.

Егор зажмурился. Видеть, как будет растерзан ребенок, было выше его сил. Он почти тут же спохватился. Как ни жутко, он должен узнать, чем все кончится. Не зря же ему зеркала показали это.

Мальчик снова открыл глаза. Никакого кровавого зрелища. Лев улепетывал в лес, баюкая в лапах младенца. Туман затянул картинку и смыл ее с зеркала.

Егор продолжал таращиться уже на собственное искаженное отражение. Он ничего не понял. Кто это был? Человек, переодетый львом, или действительно лев? И кто бросил в лесу младенца? Вообще, это прошлое или будущее? Куча вопросов без единого ответа. Кроме, пожалуй, одной зацепки. Лев, которого только что видел Егор, был очень похож на зверя с лоскутного одеяла Ли-Ли Павловны… Раз так, может, младенец-то Зоя? Или вообще ее папа? Младенец был в пеленках, пол не определишь. Если Егору еще суждено когда-нибудь встретиться с Зоей, непременно постарается выяснить, не похищали ли кого-нибудь в семье Гайли.

Стоп! А если это ему показали будущее? Что это за младенец? Его, Егора, собственный? Или дитя Зои? Или… Нет, до собственных детей и ему самому, и Зое очень еще далеко. Крайне невразумительное видение. Могли бы хоть намекнуть, стоит ему беспокоиться или нет!

– Квак! – напомнил о себе Лягух.

– Ну вот скажи на милость, зачем ты меня сюда привел? – уставился на него Егор.

– Квак, – с другой интонацией повторил Лягух. Мол, так было надо.

– Значит, будем считать, что ты умный, а я полный дурак, потому что совершенно ни во что не въехал. Может, после все разъяснится?

С этими словами он наклонился, собираясь поднять Лягуха, но тот выпрыгнул у него из рук. Егор повторил попытку. Лягух опять увернулся.

Егор глянул в ближайшее зеркало. Ему предстала совершенно ясная цветная картина. Дорожка, то ли на лугу, то ли в лесу. Камушки. Песочек. Сквозь него пробивается невысокая мелколистная травка-муравка и мелкие невзрачные цветочки. Жирный одуванчик покачивает под ветерком желтой головкой на крепеньком длинном стебле.

На травке-муравке то ли стоит, то ли лежит, спрятав голову, черепаха. Секунду спустя она оживает, выпрастывая из панциря ноги и голову на длинной серой морщинистой скучной шее.