Шрифт:
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
«Это фэнтези, но в то же время глубочайшая психологическая, очень четкая и ясная проза, написанная великолепным языком… Не чтиво. Оторваться невозможно, но заставляет думать. Очень богатый исторический и культурный материал. Для меня Борис Конофальский – открытие».
«Несколько
Раубриттер – слово, появившееся в немецких рыцарских романах XVIII века. Обозначает рыцаря, участвующего в нападениях на купцов и путешественников.
Иначе – рыцарь-разбойник.
Пошли быстро. Волков подумал и повел людей не на юго-запад, в Мален, а на юг, в столицу Фринланда город Эвельрат. Прежде чем начинать заваруху, кавалер хотел знать, куда ему при необходимости бежать. Он вез письмо для капитана фон Финка, с которым хотел познакомиться поближе. Заодно Волков собирался посмотреть людишек, что набрали ему Хилли и Вилли в Ланне.
На вид людишки были дрянь, пятьдесят два оборванца – голытьба и сволочь, худые да оборванные, кто-то даже без башмаков. Ну, хоть старых не было, и то хорошо. Шли фактически за хлеб, большего он им и не сулил, так они тешили себя мечтами, что получится пограбить всласть. Об этом они говорили во время маршей, кавалер сам слышал. Эти разговоры он не пресекал, это были хорошие разговоры. Вечная мечта любого солдата – как следует пограбить. Без нее солдат и жить не может. Содержание, конечно, штука нужная, но кроме хлеба и жалованья у человека, что играет со смертью, должна быть мечта.
Людишек Волков не жалел, сразу пошел бодро. Переходы делал большие, а привалы маленькие. И на привалах валяться не давал. Как только вставали на отдых и перекус, так Роха гнал людей к телегам. Там брали мушкеты, аркебузы, арбалеты и принимались стрелять в деревья, пни и в камни. Ни пороха, ни пуль кавалер велел не жалеть. Уже к вечеру первого дня веселья у бродяг из Ланна поубавилось, начали они понимать, что солдатский хлеб нелегок.
Волков усмехался, видя их кислые морды, когда Роха после нелегкого дня пути заставил их ставить у дороги настоящий военный лагерь. Ничего, пусть привыкают. Зато кормили их от души. Порции гороха с толченым салом и чесноком, фасоли с солониной Роха давал им хорошие. И пиво выдавали, и хлеб, даже по куску сыра каждому. Но насчет караулов был немилосерден. Караулы ночью несли как положено, а Хилли и Вилли дежурили и проверяли людей, чтобы те не спали.
После первой же ночи как по рассвету и росе принялись людей поднимать, так двоих и недосчитались. Ушли. Роха задал трепку Хилли и Вилли, как, мол, у них караулы стояли, как стражу несли, если людишки из лагеря сбежали? Хилли и Вилли сами этого не понимали. Стояли, насупившись, даже не оправдывались. Волков в эту учебу не лез.
Ротмистром у людей Роха, пусть он выговаривает. Беглых ловить не стали. Черт с ними, но после утренней стрельбы кавалер велел построить отряд и сказал:
–
Послушали его люди и пошли есть горох с салом. Никто не ушел, но Волков знал, что убегут еще людишки. Не может так быть, чтобы из пятидесяти двух новобранцев пятьдесят осталось. Никогда так не случалось на его памяти. Ну, если не считать гвардию. Оттуда никто не бежал вовсе.
Ему подали завтрак на перевернутой бочке рядом с обозными телегами. Зажарили тощую, старую курицу, что купили у местного мужика. Максимилиан принес из телеги вино и серебряный стакан. Брат Семион был тут же со своим стаканом, сел скромненько рядом на мешок, ел хлеб солдатский, запивал вином. Волков нехотя жевал эту жесткую птицу, думал. А надумав, позвал Роху. Когда Роха по прозвищу Скарафаджо – «таракан» – пришел, то сразу сел на землю рядом с кавалером, стоять на своей деревяшке он не любил.
– Думаю, Хилли и Вилли чином сержанта жаловать, – сказал Волков.
– Их? – Не поверил Роха. – Да помилуй бог, какие из них сержанты? Сопляки. Куда им в сержанты?
– У них по две кампании уже за плечами.
– Вот именно, что по две, а нужно, чтобы по десять было.
– И где ты возьмешь таких, у которых по десять кампаний? Такие только у императора или короля жалованье получают. Я королевского жалованья платить не смогу.
– Они не знают строя, не знают шага, не знают команд и барабанов. Какие из них сержанты?
– На кой черт им шаги и барабаны? Они стрелки, они не будут ходить в строю. Им главное – стрелять и бегать.
Роха не нашелся что сказать. Задумался.
Тут в их беседу влез и монах:
– «Так дайте молодым повод дерзать, и удивитесь вы дерзновениям их».
– Кто это сказал? – спросил Волков.
– Не помню, из пращуров кто-то, – ответил монах.
– Слышал? – обернулся кавалер к Рохе. – Доверься молодым. Может, и будет толк.
– А может, ты и прав, – вдруг согласился Роха. – Дадим чин, а жалованье оставим солдатское. Но пообещаем сержантскую порцию в добыче, так они носом землю рыть будут.
– Уж расстараются, – заверил брат Семион. – Самые яростные в вере – это те молодые братья, что первый раз на приход поставлены. Уж более старательных в богослужении отцов и не бывает.
– Правильно, ты прав, поп, – сказал Волков. – Максимилиан! – Юноша тут же пришел. – Там, в подарках архиепископа, есть ткань, такая же, из которой пошит мой фальтрок. Отрежь от материала две банды – ленты в ладонь шириной.
– Да, кавалер.
Волков еще не доел свою старую курицу, когда Максимилиан вернулся с лентами.
– Такие банды нужны?
Волков взял ленты, осмотрел их, кивнул и сказал Рохе:
– Строй людей.
Вскоре все люди оказались построены в четыре ряда. Хилли и Вилли стояли в первом ряду. Они единственные среди этого сброда походили на солдат. И доспех у них был, захваченный еще в арсенале Ференбурга, и оружие было.
Все замерли и ждали. Волков возложил дело на Роху, а помогал тому важный Сыч. Сам кавалер сидел на бочке, вытянув больную ногу, за ним стоял Максимилиан с новым и роскошным штандартом, который подарил архиепископ.