Рыцарь умер дважды
Шрифт:
За окном продолжается драка, но спустя десяток раздробленных мгновений стихает. Двое все еще рядом, тени пляшут на полу камеры. Оба тяжело дышат, явно злы. Злость в каждом слове как вопроса, так и ответа:
— Что ты творишь, недоумок?
— Он! Там, Ойво. Один и слаб. Я убью его!
— Чушь! — Голос орла визгливо взлетает. — Ты спятил, Эйро! С чего ты решил? Вот что ты наделал! А если они повредились? — Говоря, он наклоняется и что-то торопливо подбирает.
— Жанна заколдовала этот свой «долер» той же
— Не ошиба-алась?
Орел тянет это, и его голова появляется в оконном проеме. Из укрытия я вижу часть белого оперения, край огромного гнутого клюва, пылающий бешеным серебром глаз. Меня снова трясет, но я сжимаю кулаки, не двигаюсь, не отвожу взгляда. Тварь тоже явно заметила меня. Изучает. Щурится, облизывается и… исчезает, чтобы по новой напуститься на товарища:
— Ты идиот, Эйро! Это местная темница. И здесь заперт мальчишка, какой-то заключенный. Он даже не похож на Злое Сердце, да и с чего бы ему…
— Но монета!
— Слушай ты! — Судя по движению теней, один хватает другого за грудки. — Я не знаю, насколько хватило силы этой безделушке, не знаю, насколько умело Жанна использовала магию экиланов. Но я точно знаю: если в городе будет шум, она узнает. А ведь она запретила, не забыл? Она ведет войну иначе, она защищает свой мир от наших тайн, она…
— Будет в бешенстве. А вас больше не будет в рядах ее друзей.
Третий голос высокий, чистый, принадлежит явно девушке. Она не приближается, держится в стороне, а говорит ровно, будто читая по книге. Наверняка она мала и хрупка. Но…
— Думаешь, Кьори? — Интонация волка вдруг обретает иную, тревожную окраску.
— Я не думаю, я знаю. Потому что я уже в бешенстве. Мы задержались, мы так не договаривались. Немедленно… — в приказ прорывается дрожь, — немедленно убирайтесь, оба!
Последнее она выкрикивает, и я замечаю движение теней: кажется, девушка безуспешно пытается толкнуть волка в грудь. Он, приосанившись, добродушно смеется.
— Полегче, малышка. Мы уберемся, как только найдем достаточно оружия.
— Его хватит.
— Не ты, змеиная жрица, решаешь, когда хватит. — Смех перестает быть ласковым. — Пока мы сражаемся, ты отсиживаешься в убежище с другим «зеленым» сбродом. И…
— Ладно, она права. Хватит на сегодня, — вмешивается орел и что-то передает ему в руки. — Три отличных винтовки. Пять револьверов. И патроны. Сколько смог унести.
— О звезды! — у девушки опять срывается голос. — О звезды, клянусь, это последний раз! Последний, я схожу с ума, я…
— Эйро, — прерывает ее орел, — бери рухлядь. Летите все в лес, но не суйтесь к Озерам одни, мало ли что там учудит воля.
— Эй, а ты?
— Мы с малышкой вас нагоним. У нас… личный разговор.
— А-а-а…
Казалось бы, ответ бессодержателен, но разливается десятком сальных смыслов, которые просто
— Здесь красивое небо, Кьори… Правда?
— Оно пугает меня. Слишком большое.
Девушка боится, колеблется тростником на ветру вся ее хрупкая фигурка. Невольно я испытываю жалость, даже не видя незнакомки, не зная о ней ничего и причисляя ее к демонам. Впрочем… демонам ли? Услышанное не похоже на речи слуг Ада; больше — на разговоры отбросов общества, грабителей дилижансов и поездов. Не в том ли разгадка? Не предупредить ли шерифа? Но волк… и все эти твари — летучие, рычащие, произносящее слово «заколдовать» как само собой разумеющееся…
— Потому и красивое, лучше нашего. И вообще эти земли великолепны. Я видел издали горы и речные рукава — широкие, ни один не высох. А сколько зверья в лесах, жирного, непуганого. Не говоря об этих уютных домах. А какую девушку я видел в одном из окон…
— К чему ты клонишь, Ойво Сокрушающий Бури?
Так — нервно, сухо — задают вопросы, уже зная ответы.
— Ни к чему, малышка. Ни к чему. Просто… любуюсь.
Так — вкрадчиво, весело — отвечают, когда лгут и даже не прячут лжи.
— Того, о чем ты думаешь, не будет.
— Пока я и сам не готов. Но если бы милая Жанна…
— Этот мир никогда нас не примет. Жанна тебя предупреждала!
Жанна. Как странно все они произносят французское имя, уводящее к войнам забытых веков. Имя той, что вдохновляла огромные армии, а потом совсем юной сгорела в яростном костре. И как странно ощущение, будто и в кошмарах я слышал это имя не раз. Жанна…
— Мне не нужно, чтобы меня принимали добровольно. Я могу и заставить.
— Я расскажу ей. — Угроза девушки похожа на стон.
— Расскажи, — почти нежно откликается орел, явно чувствуя слабину. — А я расскажу, как славно ты помогла нам.
— Я…
Ее даже не приходится перебивать. Она смолкает сама, и после промедления слышится:
— Хватит. Пугай Жанной Эйро и кого угодно еще, но не меня. Ты стала много шуметь, малютка, здорово мешаешь нам… осматриваться. Подзабыла, что повязана с нами?
Кажется, он берет ее за подбородок или гладит по щеке. Она тут же бьет его и отступает.
— Пугливая… все еще пугливая. И почему Жанна вообще над тобой трясется? Ты же…
Но девушка уже собирается, в осанке даже появляется некое надломленное величие. Не знаю, чего ей стоит это, но из голоса вновь пропала малейшая дрожь.
— Ничтожество? Да. Но как думаешь, Эйро, что Жанна, и Вайю, и все иные подумают, если я скажу, что вы принудили меня? Обманули? Запугали? Или… — Теперь сама она подступает, сама касается плеча орла, — что похотливый ублюдок вроде тебя тронул меня? Так, как меня трогать запрещено?