Рыцарь
Шрифт:
То есть, да… конечно, он бы сделал это.
Мой разум это знал. Мне даже не приходилось усиленно задумываться об этом.
До того, как стать Фиграном, Териан был больным мудаком, которому нравилось делать свои пытки как можно более личными и психически травмирующими. Он сделал бы это просто потому, что я непременно узнала бы об этом. Он сделал бы это, чтобы представлять, как потом Ревик будет объяснять это мне. Он сделал бы это ради последующего чувства вины и боли с обеих сторон. Он сделал бы это просто потому, что он безумен; потому
Я не могла думать об этом, даже сейчас.
Я не видела, как подтверждение этих догадок может помочь мне или Касс.
Однако у меня имелось одно большое сожаление. Мне надо было поговорить с Вэшем о ней, пока была возможность. Мне стоило спросить, что, по его мнению, могло ей помочь.
Может, я всё ещё могла поговорить с Тарси.
Оставалось надеяться, что когда мы поедем обратно, Касс будет с нами. Может, Тарси сумеет взять её с собой в Барьер, поможет выяснить корень проблемы, в чём бы она ни заключалась, и как её решить. Может, Юми тоже поможет.
Чёрт, да может быть, Касс самой надо провести несколько лет в заснеженных пещерах.
Сидя там, на самолёте, летевшем над Южной Америкой, я решила, что прослежу, чтобы это случилось. Если Тарси посчитает, что заснеженные пещеры помогут, так мы и поступим. Каким бы ни было решение, я воплощу его в жизнь — может, даже если Касс будет возражать.
Чёрт, да я сделаю что угодно, если это поможет ей обрести умиротворение.
Глава 52
Зона выброски
Я покосилась на Ревика, который сидел пристёгнутым к сиденью напротив меня.
В данный момент он казался слишком далёким.
Однако я знала, что сейчас не время притягивать его.
Как раз когда я подумала об этом, он улыбнулся мне и послал импульс тепла. Руками он обхватывал холщовые ремни, которые удерживали его на сиденье самолёта HV-22 Osprey. Выглядело это так, будто он свесился с какого-то гамака.
Однако он выглядел до смешного комфортно.
Самолёты Osprey казались мне странным транспортным средством — как будто какой-то накачанный вертолёт скрестили с бомбардировщиком времён Второй Мировой Войны. Но самолёт выглядел достаточно прочным и на удивление тихим, несмотря на пропеллеры. Единственное, что меня беспокоило — как мы будем покидать его салон.
Ревик уже предупредил меня, что это может случиться до приземления самолёта.
Во время нашего последнего стратегического совещания Ревик говорил так, будто нам с вероятностью 50/50 придётся прыгать. Теперь я гадала, не сказал ли он это для того, чтобы успокоить меня.
— Мы будем ждать сигнала от Врега, — произнёс он, глядя больше на меня, чем на остальных, рассевшихся вокруг конференц-стола в подпалубном помещении. — Он пока не выходит на связь, так что мы предполагаем, что он нашёл край вторичной конструкции.
— Как мы определим место
— У нас есть приблизительные координаты, — сказал Ревик, взглянув на него. — Всё рассчитано, и ему дан приказ нарушить радиомолчание в чрезвычайной ситуации. Проблема не в местности, — добавил он, взглянув на меня. — Нам намного сложнее определить границы самой конструкции. Конечное решение Врега будет зависеть частично от того, насколько близко к ним нам нужно будет приземлиться… и, конечно же, от того, установят ли они контакт.
То есть, будут ли они находиться в разгаре перестрелки.
Выбросив это из головы, я сделала глубокий вдох.
Я вновь взглянула на Ревика, повисшего на ремнях своего сиденья, и он улыбнулся, послав мне более сильный импульс тепла. Наверное, он чувствовал, как я нервничаю. Я покосилась на Юми, которая сидела рядом со мной, и на Чинью, которой поручили присматривать за Джоном, хотя ему этого никто не сказал.
Я не смотрела на самого Джона, пристёгнутого по другую сторону от Юми.
Однако я чувствовала его и знала, что он тоже нервничает.
Ещё дюжина азиатских видящих занимала остальной грузовой отсек Osprey, и многих из них я не знала по именам. Я даже лица не все узнавала.
Все они обращались со мной вежливо — даже почтительнее, чем с самим Ревиком. Это были оставшиеся разведчики, которые обучались под началом Адипана, но изначально остались в Азии, чтобы защищать лагеря беженцев и поселения в Памире.
Балидор вызвал их сюда незадолго до нашего отъезда в Сан-Франциско, а беженцев вооружили, чтобы они могли защититься сами.
Он сказал, что давно пора было перевести их сюда, но это заставляло меня нервничать.
— Напомни-ка мне ещё раз, почему это не безумие? — спросила я у Ревика.
Сидевшая рядом со мной Юми рассмеялась, похлопав меня по ноге.
Ревик улыбнулся и показал уклончивый жест ладонью.
— Вообще не успокоил, муж, — сообщила я ему.
Юми снова рассмеялась, показав что-то Чинье, и та тоже расхохоталась.
Ревик не отводил взгляда от меня. Он заулыбался ещё шире, когда я закатила глаза и прислонилась к спинке мягкого сиденья. Его глаза оставались чрезмерно блестящими, как перед операцией в банке и прямо перед выездом на операцию в Секретариате. Спокойствие, которое я в нём ощущала, приводило в бешенство.
Я знала, что он на самом деле расслаблен, а не притворяется ради меня. Почему-то пребывание в движении всегда его расслабляло. Часть того напряжения ушла с его лица с тех пор, как мы покинули ту комнату без окон на крейсере-авианосце.
— Ты бы предпочла вернуться к команде Балидора? — спросил он у меня.
Я покосилась на него, подавляя настоящее раздражение.
— Я бы тебе не позволил, — добавил он с улыбкой. — …Просто спрашиваю.
Чинья широко улыбнулась.
Закатив глаза, я щёлкнула языком. И всё же я тоже не смогла сдержать улыбки.