Рыцарь
Шрифт:
– Только взгляните на эту малютку, – скалились они со стен.
– Не пора ли тебе спать, крошка? – спросила та, что над дверью, с раздвоенным хвостом.
– Может, она принесла нам пирожков? – дразнилась другая, над унитазом, с торчащими из корсета сосками.
– А мне кажется, это мальчик, – добавила блондинка над раковиной. – С таким телом трудно сказать наверняка.
– И с такой стрижкой, – хихикнула ближайшая ко мне стерва.
Может, меня убило молнией? И это настоящий Ад? И все эти
– Я что, умерла?
Блин. Я что, сказала это вслух?
– Умрешь, если не съешь чего-нибудь, к черту. – Рыцарь схватил меня за руку и вытащил в тускло освещенную комнату, уставленную чем-то вроде черных зубоврачебных кресел. Доволочив меня до стула в дальнем конце комнаты, он довольно грубо пихнул меня на него и исчез в коридоре, из которого мы пришли. Через несколько секунд он вернулся, держа маленькую белую коробку.
Сунув мне коробку, Рыцарь присел на подлокотник ближайшего кресла, сложил на груди руки и уставился на меня. Его бесцветные глаза светились в темноте.
– Ты должна сожрать все это до кусочка, – сказал он.
– Что это? – спросила я, пытаясь заставить свои расплывающиеся глаза сфокусироваться на пластиковом контейнере у меня на коленях.
– Это курица Бобби.
– Кто это Бобби? – спросила я.
– Хозяин лавки.
– Какой лавки?
– Этой чертовой лавки.
Оглядываясь вокруг, я попыталась понять это сама, чтобы не задавать больше дурацких вопросов, как младенец. Комната была темной и как бы крутящейся, но из коридора сюда попадало достаточно света, чтобы можно было понять хоть что-то.
Так… У нас тут зубные кресла, но в зубном кабинете не будет сортира, как в адовом борделе. Может, это парикмахерская? Нет, там все-таки другие кресла.
Наконец мои глаза настолько адаптировались, что разглядели висящие на стенах картины в рамках.
– Это тату-салон.
– Да что ты? Ешь.
Да, сэр. Черт.
Я откусила кусочек холодного, застывшего бутерброда с курицей, и мой рот тут же взорвался от счастья. Я не могла жевать еще быстрее. Я откусывала следующий кусок до того, как успевала проглотить предыдущий. Или сразу три.
Рыцарь не шевелился. Я чувствовала, что он смотрит на меня своими зомби-глазами, но мне было без разницы. У меня с этим чертовым бутербродом был новый чувственный опыт.
Я даже не понимала, насколько была голодна. Я постоянно жила с чувством голода. Если честно, мне это даже нравилось. От ощущения сосущей пустоты в желудке я чувствовала себя красивой. Могучей. Гордой собой. Если я могу преодолеть голод, я могу преодолеть все. Могу победить любого дракона.
«Видел, голод? Ты не будешь мной управлять! Я тут хозяйка, и я желаю выглядеть
Но иногда, если я была без еды слишком долго, случалась вот такая фигня. Я полностью теряла контроль и поедала все, до чего могла дотянуться, как прожорливое чудовище в углеводном припадке. Иногда я потом совала два пальца в рот и выблевывала свои ошибки. Иногда сто раз взбегала по лестнице. Но этой ночью мне было вообще пофиг. На какой бы дряни я ни была, но из-за нее этот бутер казался мне сделанным из радуги и фейерверков, и я только хотела сожрать его скорее, и чтобы он остался во мне навсегда.
Когда я наконец сумела притормозить настолько, чтобы хотя бы начать жевать, до меня кое-что дошло.
– А что ты делаешь один в тату-салоне посреди ночи? – спросила я, прежде чем успела подумать.
– Я думаю, надо спросить, что ты делаешь одна в чертовой аллее на задах Литтл Файв посреди ночи?
– Я первая спросила.
«Господи, Биби. Просто заткнись».
– Я тут работаю.
– Правда? Тебе сколько лет?
«Биби, остановись. Вот правда».
– Так ты скажешь, какого черта ты делала в «Грехе»?
– «Грех»? То место так называется?
– Ты что, даже не знаешь, как называется место, где ты была? – Рыцарь резко встал и, раздув ноздри, провел рукой по стриженой голове.
Расхрабрившись от выброса глюкозы, бегущей у меня по венам, я сказала практически небрежно:
– Нет, не знаю. Нас туда привел приятель моей подружки.
– И тебя туда впустили? Это фетиш-клуб для взрослых, а тебе с виду больше шестнадцати не дать.
– Мне пятнадцать.
– Вот именно.
Рыцарь в возмущении прошелся по комнате и сел, широко расставив ноги, на высокую табуретку на колесиках. Он оттолкнулся ногой от шкафа с ящиками и проехал несколько метров, остановившись около меня.
Теперь, когда он снова сидел, он казался менее страшным. Ну или хотя бы менее злобным.
– А ты? Разве, чтобы работать в тату-салоне, не надо быть совершеннолетним?
– Только если тебе платят. – Казалось, Рыцарь сдался и перестал сопротивляться моим бесконечным вопросам, что было хорошо, потому что я явно не собиралась прекращать.
– А тебе не платят?
– Пока Бобби платит мне чернилами. И позволяет торчать тут на выходных.
– Платит чернилами? В смысле тату?
Рыцарь крутанулся на стуле так, что оказался ко мне спиной, и задрал футболку, показав черные очертания доспехов, покрывающих всю его спину. По низу щита шло слово «МакНайт», которое было вписано в развевающийся староанглийский флаг.
– Ага. Тату.
– О господи! – Наклонившись, я рассматривала узор. Тени. – Это… это очень красиво.
Рыцарь хмыкнул, что прозвучало как кашель, и опустил майку.