Рыцарь
Шрифт:
— Ну, почему же? — шептала она. — Почему же так?!
— Дуглесс! — тихо произнес Николас, поворачиваясь к ней лицом, но не пытаясь перелезть через подушки и коснуться ее.
— Ну почему я так уж нежеланна для вас? — воскликнула она и тотчас, же возненавидела себя за этот вопрос, но у нее не осталось ни капли достоинства! — Я же вижу, — продолжила она, — вижу, как вы смотрите на других женщин, хотя — я это точно знаю! — и менее привлекательных, чем я, но на меня вы даже не взглянете! Ваши руки обнимали Арабеллу — хватали ее за все места! — но меня вы лишь иногда целовали
Когда Николас наконец заговорил, Дуглесс поняла, что слова его исходят из самых глубин души.
— Никогда еще ни одна женщина не вызывала у меня такого желания, как вы, — проговорил он. — Да у меня все тело ломит от желания обладать вами, но я обязан вернуться! Я не хочу возвращаться, зная, что покидаю вас в горе из-за нашей разлуки! Когда я впервые вас увидел, вы плакали, плакали так сильно, что я расслышал вас через расстояние в четыре сотни лет! Я не могу позволить себе любить, а потом бросить нас здесь, зная, что вы погрузитесь в такое же отчаяние!
— Так значит, вы не хотите прикасаться ко мне потому, что не желаете, чтобы я страдала из-за вас, да? — спросила Дуглесс.
— Да, — прошептал он.
Дуглесс почувствовала, что вместо того, чтобы плакать, она вот-вот рассмеется. Выпрыгнув из постели, она встала и, глядя на него сверху вниз, сказала:
— Но вы же просто дурачок! Неужели непонятно, что, когда вы оставите меня, я буду страдать и томиться без вас ежедневно всю оставшуюся жизнь?! Да, я буду рыдать так долго, так громко, так надрывно, что меня будет слышно до самого начала времен! Ох, Николас, дурачок ты мой, разве ты не видишь, как сильно я тебя люблю?! И прикоснешься ты ко мне или нет, слез моих остановить ты все равно не сможешь! Помолчав немного, она с улыбкой добавила:
— Если уж мне суждено страдать, так почему бы тебе не оставить по себе такое воспоминание, которое позволило бы стряхнуть и Арабеллу с того самого стола!
Пока Дуглесс стоя произносила свою речь, Николас какое-то время лежал недвижно и смотрел на нее из-за подушек. Но уже в следующее мгновение он вскочил с кровати и бросился К ней. Дуглесс даже опомниться не успела, как ощутила вдруг близко-близко его тяжелое тело, почувствовала, что его губы целуют ее всю, что его руки обхватывают ее плечи, а потом — быстро, но решительно! — скользят все ниже.
— О Николас! — прошептала она. — Николас!
И вот он рухнул на нее, его руки и губы, казалось, были повсюду, да и сама она покрывала поцелуями все его тело. Он схватил ее пеньюар, и Дуглесс услыхала, как тот затрещал, разрываясь под его пальцами. И когда он впился своим горячим и влажным ртом в ее грудь, она даже вскрикнула в исступлении.
Да, это был он, ее Николас, которого она так страстно желала, о котором часами грезила! Его большие крепкие руки скользили по ее телу, своим большим пальцем он тихонько щекотал ей пупок, а его губы и язык не уставали играть с ее сосками.
Ее пальцы ерошили его волосы.
— Пустите же меня! — прошептала она.
И Дуглесс, лежа на ковре, вся так и выгнулась ему навстречу. Еще никогда ни один мужчина не добивался от нее такого! Страсть пульсировала в ней в то время, как его язык… его язык… о Господи!
— Николас! — выдохнула она безотчетно, вцепляясь ему в волосы, и все ее тело под ним затрепетало. Он же частыми-частыми поцелуями стал осыпать ее под коленями так, что ей казалось, она просто не вынесет этого.
И тут он, ухватив ее левую ногу, согнул ее в колене и, подтянувшись, вошел наконец в нее — и член его был столь большим и напряженным, что она даже попыталась оттолкнуть его от себя. Но тело ее само прильнуло к его телу, а другая нога сама обвилась вокруг его ноги, а он пульсировал, двигаясь в ней тяжелыми, глубокими толчками, отчего ее тело скользило по ковру все дальше и дальше, и она закинула обе руки за голову, опираясь ими о стену.
Николас отпустил ее согнутую в колене ногу, и она тотчас обхватила его за талию ногами с обеих сторон, и бедра ее стали непроизвольно двигаться навстречу его толчкам, а он поднимал ее все выше и выше, ухватив за ягодицы.
Он изогнулся в последнем умопомрачительном толчке, и Дуглесс почувствовала, как ее тело затрепетало мелкими судорогами в ответ.
Потребовалось время, прежде чем она пришла в себя и вспомнила, кто она и где находится. Голова ее была чуть ли не вдавлена в стенку, и над нею угрожающе нависли прикроватный столик и стоявшая на нем лампа.
— О Николас, — пробормотала она, касаясь пальцами его залитых потом волос на груди. — Нечего удивляться, что Арабелла была готова на все ради тебя!
Он приподнялся, опершись о локоть, и поглядел ей в глаза.
— Ты что, спишь? — усмехаясь, спросил он.
— И ни один мужчина…
Он не дал ей договорить, а просто, ухватив за руки, приподнял с пола и поставил рядом с собой. Потом он стал целовать ее — такими нежными, ласкающими, глубокими поцелуями! — а затем за руку Повел в ванную. Сделав воду в душе горячей, он притянул ее к себе и, прижав к стене, вновь принялся целовать ее, и его большое, тяжелое тело крепко прижималось к ней.
— Я все время мечтал об этом! — бормотал он. — Этот водяной фонтан был явно изобретен для любви!
Руки его при этом подбирались к ее грудям, и все внимание Дуглесс было сосредоточено на них, и поэтому она не нашла в себе сил ответить. Горячая вода стегала их тела, а Николас покрывал всю ее поцелуями, касаясь губами и грудей, и шеи, и живота… Дуглесс закинула голову назад и положила руки на плечи — такие широкие, что они занимали чуть ли не все пространство под душем.