Рыцари Белой мечты. Трилогия
Шрифт:
— Отходим, назад! Берегись! — и снова забили по мостовой рядом с городовыми камни, мусор и осколки льда. — Эх, пальнуть бы!
И вдруг — хлопок выстрела. Сидорин почувствовал, что его тело холодеет и как что-то липкое течёт по его животу. Он опустил голову вниз, а потом завалился на ставший грязным снег. Не стало бравого городового, пережившего кошмар первой русской революции…
То же самое творилось и на других улицах, лишь с небольшими отличиями.
— Назад! Не показывать спину! Спиной не становиться! — и несколько слов отборным матом, "для понимания большего". Полиция просто не могла справиться
А с людьми творилось что-то странное, жуткое. Копившаяся многие и многие месяцы злость наконец-то нашла свой выход. В глазах застыло озверение, кровь приливала к вискам, лица превращались в животные морды. Особенно страшное зрелище представляли собою нищие и чернорабочие. Голодные, озлобленные, замёрзшие, они громили лавки с особым остервенением, первыми бросались на немногочисленных городовых, выкрикивали угрозы всем и всему, и, не получая никакого отпора, храбрились всё больше и больше…
— Александр Иванович, а Вам не кажется, что события выходят из-под контроля? Люди и не думают успокаиваться, — Георгий Евгеньевич Львов разговаривал по телефонному аппарату с Гучковым. Даже при больших помехах и плохой слышимости можно было легко уловить в голосе председателя Земгора волнение и растерянность. Ведь всё должно было протекать более спокойно, иначе, такого не учли совершенно при обсуждениях переворота.
— Успокойтесь, Георгий Евгеньевич, это скорее всего просто провокация Протопопова. Вот увидите, самых буйных соберут на площадях, а потом начнут уничтожать без пощады. Того же самого мнения и левые партии. Всё в порядке, дорогой мой Георгий Евгеньевич, волноваться не стоит.
Кирилл Владимирович кое-как смог добраться до Мариинского дворца, там как раз проходило заседание нескольких членов правительства. Министры были в растерянности: градоначальник считанные минуты назад запросил казачьи части. Балк утверждал, что иных способов наведения порядка у него нету. Если же не справятся казаки — придётся вводить военное положение. Чего доброго, всё это могло вылиться в настоящую революцию.
— Я вас уверяю, господа, — Протопопов, в своём бессменном жандармском мундире, спокойно и ровно убеждал кабинет в том, что всё в порядке. — Казаков можно ввести, можно. Но до особенно опасного оборота не дойдёт, я вас уверяю. Мы сможем успокоить столичных жителей. Надо просто подождать, всё само собой уляжется. Спокойствие, только спокойствие.
Голос Протопопва стал воистину сахарным.
И Кирилл Владимирович, несмотря на то, что вроде и не имел право голоса, поднялся с места и, легко вздохнув, заметил:
— Если уже меня пытаются остановить на улице, если уже семье Романовых нет прохода в столице, то что говорить о простых обывателях? — Сизов просто не мог удержаться от воспоминаний о то, что произошло считанные часы назад…
Визг тормозов. На этот раз Кирилл решил воспользоваться автомобильным экипажем, причём сел за руль лично: не доверял он никому управление машиной в такой сложной обстановке. И не зря. Возвращаясь после посещения Арсенала, Кирилл попал на Воскресенской набережной прямо в гущу событий. Здесь, правда народ ещё ходил с плакатами и транспарантами,
Несколько начисто лишённых страха и совести пареньков, лет по шестнадцать-семнадцать, стали тыкать пальцами в сторону машины Сизова. В его сторону посмотрели ещё с десяток человек. На их лицах Кирилл не разглядел ничего хорошего, только желание повеселиться.
— Эй, твою благородь.
–
Солнце припекало, поэтому Сизов ездил в распахнутой шубе, под которой был легко заметен мундир, поэтому угадать в нём офицера не составило труда. К счастью, демонстранты не были особо сведущи в знаках отличия. Иначе бы вряд ли Кирилла ждало даже такое "доброе и ласковое" обращение. Всё-таки к высшему офицерству отношение было дааалеко не такое почтительное. Могли "разглядеть" в нём душегуба и кровопийцу. — Ты-то нам и нужен.
На крик Кирилл решил не реагировать, пытаясь повернуть машину. Демонстранты заволновались, и несколько группок отделилось от основной массы и двинулась наперерез автомобилю Сизова. Авто заартачилось, время утекало сквозь пальцы, впереди замаячил призрак как минимум драки, два десятка на одного. Но просто так Кирилл Владимирович не хотел сдаваться. "Чтобы какая-то шантрапа испугала русского офицера? Да никогда! Ату их!" — похоже, эти мысли принадлежали сразу обоим пластам разума, и Сизову, и Романову.
— Прочь! Стоять, гады! Стоять! — Кирилл выхватил "Браунинг" и выстрелил несколько раз в воздух, а затем навёл ствол на ближайшего молодчика. — Пристрелю того, кто приблизится, поняли?!
Похоже, лицо "благороди" в ту секунду было особенно яростным, а радетели народного блага — слишком трусливыми: Кирилл смог повернуть автомобиль и ринуться прочь, к Арсеналу. Там пока что было спокойно, да и охрану всё-таки удосужились выставить.
— Я уверяю Вас, Кирилл Владимирович, полиция обязательно найдёт тех бунтовщиков и покарает их со всей возможной строгостью, — голос Протопопова стал приторным от мёда, в нём разлитого. Сизову этот человек становился всё более и более неприятен. — Народ успокоится в ближайшие же дни.
— Господин министр, тогда хотя бы извольте доложить императору о царящих в городе беспорядках. Думаю, Николай ещё не успел узнать о волнениях в столице? — глаза Кирилла сузились.
— Я не счёл нужным докладывать Его Императорскому Величеству о небольших беспорядках, — на лбу у Протопопва выступил пот. Явно министр не хотел докладывать императору об истинном положении вещей: иначе бы встал вопрос, а чем, собственно, занимается министр внутренних дел вместо того, чтобы поддерживать порядок в столице?
— Надеюсь, он получит телеграмму сегодня же, — Кирилл Владимирович был непреклонен. — И без украшательства и игры в слова. Император должен знать правду, не так ли, господа?
Министры заворочались. Им явно становилось не по себе при мысли о том, что император узнает о практическом их бездействии…
А пока телеграмма Протопопова, в которой в весьма спокойных и осторожных тонах сообщалось о "небольших беспорядках и волнениях" в городе, шла в Ставку, на улице Петрограда выехали казачьи сотни.