Рыцари былого и грядущего. Том II
Шрифт:
Было понятно, что моряк сильно страдает, хотя ни за что не скажет об этом. Нелепо как-то воину показывать себя мальчишкой, которому не дали «поиграть в воину». И всё-таки Андрей, поставив себя на его место, ужаснулся трагичности той роли, которую играл морской рыцарь. Он должен был из безопасного укрытия спокойно наблюдать за тем, как один за другим падают его братья, как оставшихся окружают и вот-вот затопчут, а потом выйти и нажать кнопку. Годы боевой подготовки — для того, чтобы нажать кнопку.
Сам Андрей оправился от шока очень быстро. Теперь ему стыдно было за свою истерику, которую он смутно припоминал. Но ни командор, ни братья не единым словом не упрекнули его. И то сказать — после такой бойни даже у опытных рубак могла крыша съехать, и не
Не так Андрей представлял себе победу над изуверами. Он полагал, что когда они спасут жизни тысяч христиан, у всех на душе будет праздник, но на лицах отражались только мрак, пустота и страдание. Да. Одно дело выстраивать теории по поводу «священной войны», а другое — её вести. Как можно радоваться тому, что улица в квартале далитов сейчас завалена трупами?
Командор подвёл итоги:
— Мы недооценили противника. Планируя операцию, я даже мысли не допускал, что толпа, вооружённая палками и стальными прутьями продержится против мечей более десяти минут. Весь расчёт строился на том, что они побегут и начнут давить друг друга. Так и было бы, если бы мы имели дело с обычной беснующейся толпой. Было бы даже лучше, если бы их пришло на тысячу больше — значительное количество людей в толпе, запаниковав, создало бы больше проблем своим, чем нам. Но пришли одни только законченные зомби, не способные поддаваться панике. Не стал бы ими восхищаться. Их стойкость не имеет ничего общего с сознательным боевым мужеством. Люди с такой степенью забесовлённости не испытывают страха лишь постольку, поскольку не испытывают вообще никаких человеческих чувств. Это ходячие мертвецы. У них почти полностью отсутствует личная воля, их телами управляют бесы. Думаю, высший смысл был именно в том, чтобы под наши мечи попали только те, кому уже нечего делать на земле, а не соблазнённые изуверами крестьяне с душами ещё живыми. Все мы сейчас немного не в себе, но надо возвращаться в себя. Сейчас молиться будет особенно трудно, но совершенно необходимо.
Вскоре после окончания боя, когда они были ещё на той страшной улице, к ним приплёлся весь избитый тигр из второй пятёрки — единственный уцелевший. Тогда командор просто кивнул, увидев тигра, сейчас пришло время его выслушать.
— Что с вами случилось? — спросил Княев.
— Сначала всё шло нормально, — начал тигр. — Без больших проблем отбили нападение на монастырь, который вы велели защищать. По душам поговорили с местным священником и хотели уже отправляться в Город. Но перед тем, как прощаться, священник рассказал страшную историю. В селе неподалёку с неделю назад жрец богини Кали отправился со своей 12-летней дочерью в Город, якобы для того, чтобы купить учебники к новому учебному году. Но вернулся домой один, без дочери и на расспросы жены не ответил ничего вразумительного. А в тех краях ещё год назад два жреца Кали похитили и обезглавили восьмилетнюю девочку, принеся её кровь в жертву богине. Выводы о судьбе дочери этого жреца напрашивались сами собой. Ночью мы прокрались в село, тихо похитили жреца и велели вести нас туда, где находится его дочь, живая или мёртвая. Она была мёртвая… с выбритой головой, вся изрезанная, повсюду были следы омерзительных ритуалов. Увидев всё это, мы просто потеряли голову. Жреца зарубили на месте, над трупом его дочери, и пошли громить храм Кали. Ворвались туда, рубили саблями всех подряд. Вокруг храма сразу же собралось чуть ли не всё село, в бешенстве они набросились на нас, защищая своё капище. Им было мало дела до судьбы принесённых в жертву детей. Короче, наших перебили, я чудом остался жив — от сильного удара по голове потерял сознание, меня приняли за мертвого. Это всё.
И без того не сильно радостные лица тамплиеров и тигров перекосила гримаса боли, но никто не проронил ни слова. Князев глухо заговорил:
— Вы поняли, братья, с кем мы тут сражались? Сказать, что это не люди, значит не сказать ничего. Но ваших, — он обратился к выжившему тигру, —
Князев обратился к командиру запоздавшей пятёрки:
— Надеюсь, за вашими ничего в этом роде не числится?
— Нет, господин. Мы опоздали, потому что заблудились. Но если бы мы оказались на месте братьев, боюсь, поступили бы точно так же.
— Извольте воевать с такими «героями», — по-отцовски проворчал Князев.
В этот момент брат Жан, глядя себе под ноги и не поворачивая головы к командору, прошептал:
— Мессир, из-за деревьев за нами кто-то следит…
Князев встал и громко сказал:
— Кто бы ты ни был, тебе лучше подойти к нам.
Дмитрий надеялся, что после этих слов незнакомец побежит, то есть проявит себя, и они без труда его догонят, но незнакомец и правда направился к ним. Это оказался тот самый мальчонка-далит, которого командор перед боем послал смотреть за толпой фанатиков. Дмитрий выдохнул:
— Сынок, я просил тебя шпионить за поклонниками Кали, а не за нами.
Тамплиеры и тигры заулыбались. Лазутчик смущённо пробормотал:
— Господин, я не хотел подходить сразу же, чтобы вас не напугать.
— Спасибо, сынок, что поберёг наши нервы, — Дмитрий обнял мальчика за плечи. — Ну, давай, рассказывай, что там произошло на поле? Почему разбежались 5 тысяч человек?
Лазутчик рассказал о том, как жрицы Кали предостерегали от нападения на христиан, пугая всех «белыми ангелами». Лица воинов просветлели.
— Возрадуемся, братья, тому, что Господь был с нами, — торжественно провозгласил командор. — Господь уберёг от наших мечей случайных людей, поддавшихся массовому психозу. Господь Сам рассеял основные силы врага и дал нам возможность спасти христиан. А мы, значит.
Дмитрий вдруг сбился с торжественного тона и жизнерадостно расхохотался:
— Ну что, ангелы вы мои отмороженные. Думаю, мы с вами заслужили по глотку спирта? Пацану не наливать.
Командор дал своему послушнику отпуск. Сам вернувшись с Секретум Темпли, он предложил Андрею пожить некоторое время в деревне Шаха.
Только покинув Индию, Сиверцев по-настоящему ощутил, насколько разрушительным для его души было напряжение этой боевой операции. Первую неделю после бойни в Городе, Андрей совсем не хотел молится. Даже несколько слов молитвы, буквально выдавленные из себя с трудом, порождали в душе лишь глухое раздражение, даже протест. Всё в нём противилось чистым, прозрачным и ясным словам, обращённым к Богу. Он ставил себя на молитву, как на боевое дежурство, боролся с собой, понимая, что из этой мути надо выгребать, а иного пути нет.
Постепенно на душе становилось светлее. Он теперь много улыбался, в чём ему весьма помогали улыбчивые тигры. Они были такими мирными здесь, у себя в деревне. Андрей с удовольствием посещал все богослужения в Каабе Христа, бродил по горам — любовался окрестностями, разминался. Читал всё, что под руку попадётся — без цели и без смысла. Так продолжалось дней десять. А потом он почувствовал, что к нему вернулась потребность внутреннего движения, развития, познания. Ведь он находился в окрестностях Аламута, на землях средневековых ассассинов. Точнее — измаилитов. Ещё точнее — низаритов. Он захотел, чтобы всё стало точнее точного. Пора было разбираться с этой гранью исламской цивилизации.