«Рыцари церкви». Кто они? Очерки об истории и современной деятельности католических орденов

(Вместо предисловия).

В эпоху крестовых походов Романией назывались малоазийские территории Византии и другие области. Овернь – историческая область Франции в пределах Центрального Французского массива.

Такую торжественную и, по средневековым понятиям, аргументированную увертюру к крестовым походам даёт в своей «Иерусалимской истории» французский священник и хронист Фульхерий Шартрский, сопровождавший в качестве капеллана графа Балдуина Бульонского во время штурма Эдессы.

Церковный собор, на котором присутствовало много представителей католического духовенства и светских лиц, главным образом французских вельмож и рыцарей, состоялся в ноябре 1095 г. Его инициатор папа Урбан II мог быть доволен результатами. Форум в Клермоне не только подтвердил обязательность «божьего мира» для всех христиан, но и, выполнив волю понтифика, отлучил заодно от церкви Филиппа I, разведшегося с первой женой Бертой и женившегося вторично без благословения папы, – так сказать, чтоб другим не повадно было. «Божий мир» обязательное прекращение на сравнительно длительный срок (до 30 лет) военных действий в той или иной стране (области) Западной Европы, предписывавшееся католической церковью в конце Х-XII вв.

Кульминационное же событие Клермонского собора свершилось 26 ноября, когда на широкую равнину близ города стали стекаться священники и монахи в чёрных сутанах, знатные сеньоры, окружённые пёстрым сонмом оруженосцев и слуг, и, наконец, множество простых рыцарей, облачённых в металлические панцири. Однако основную массу собравшихся составляли простолюдины в войлочных шапках, рубахах из грубой шерсти и кожаных, а чаще холщовых штанах, обутые в башмаки из необработанной свиной кожи на деревянной подошве или же, несмотря на конец осени, вовсе босые. Летописец так отозвался об этих людях, пришедших внимать папским откровениям – «босой и оборванный народ».

И вот наконец из внезапно открывшихся городских ворот показалась великолепная процессия: впереди важно шествовал раб рабов божьих Урбан II, человек преклонных лет, невысокий, даже несмотря на устремившуюся вверх тиару, в белом одеянии с золотыми крестиками, поблёскивавшими под скупым ноябрьским солнцем. Чуть поотстав, двигалась папская свита: архиепископы, епископы и аббаты в коричневых и фиолетовых рясах.

Папа окинул пронзительным взглядом колебавшуюся, как океанская волна, многотысячную толпу, тяжело поднялся на дощатый помост и распростёр руки, требуя тишины. Затем, выпив индюшачье яйцо, поднесённое ему служкой, откашлялся и громко, чтобы вся равнина слышала его, произнёс:

– О сыны божии, поелику мы обещали Господу установить у себя мир прочнее обычного и ещё добросовестнее блюсти права церкви, есть и другое, божье и ваше дело, стоящее превыше

Урбан взглянул на внимавших ему людей и, убедившись, что роняемые им семена падают на благодатную почву, продолжал:

– Необходимо, чтобы вы (тут он простёр руку над толпой, благословляя её) как можно быстрее поспешили на выручку ваших братьев, проживающих на Востоке. Ибо в пределы Романии вторглось персидское племя турок, (так именовал он турок-сельджуков) которое добралось до Средиземного моря, именно до того места, что зовётся рукавом святого Георгия. Средневековое название Босфора, на берегу которого был сооружён храм св. Георгия.

Собравшиеся рыцари и простолюдины, очевидно, не очень осведомлённые в географии, на всякий случай угрожающе загудели.

– Занимая всё больше и больше христианских земель, – голос понтифика уже походил на рыдания, – они семикратно одолевали христиан в сражениях, многих поубивали и позабирали в полон, разрушили церкви, опустошили царство богово. Так Урбан II назвал Византийскую империю. И если будете долго пребывать в бездействии, верным придётся пострадать ещё более…

Многие из присутствовавших, думая, что именно они виновны в страданиях неведомых им «верных», потупили очи долу и начали переминаться с ноги на ногу, выражая тем самым почти искреннее раскаяние в несодеянном.

– Если кто, отправившись туда, – успокоившись, почти буднично продолжал Урбан, – окончит своё житие, поражённый смертью, будь то на сухом пути, или на море, или же в сражении против язычников, отныне, – поднял он широко расставленные руки к небесам, – да отпускаются ему грехи. Я обещаю это тем, кто пойдёт в поход, ибо наделён такой милостью самим Господом.

Взорвав тишину, толпа возопила:

– Так хочет бог!

Папа несколько раз кивнул головой, одобряя рёв собравшихся.

– О, какой позор, – повысил голос папа, – если бы столь презренное, недостойное, отвратительное племя, служащее дьявольским силам, одолело народ, проникнутый верою во всемогущество божье и блистающий именем Христовым. Каким срамом покроет вас сам Господь, если вы не поможете тем, кто исповедует веру христианскую, подобно нам!..

…Оставим на некоторое время преемника князя апостолов и толпу на клермонской равнине и обратимся к обстоятельствам, приведшим к тому, что сам патриарх Запада, перевалив через заснеженные уже Альпы, спустился к своей пастве и явился во Францию, дабы блеснуть горячей филиппикой против «неверных» или, как он их здесь нарёк, «язычников» и призвать «верных» к крестовым походам.

Ещё до страстного, граничащего с истерическим обращения папы духовенство стало призывать всех добрых христиан к походу на Восток с целью «освобождения Гроба Господня» и захвата Палестины и Сирии, и в первую очередь – завоевания Иерусалима, бывшего в ту пору в руках приверженцев аллаха и пророка его Магомета, где, по евангельским преданиям, в скале был погребён Иисус Христос и откуда он вознёсся на небеса.

Действительные же причины столь энергичной поддержки папой идеи похода западноевропейских рыцарей на Восток были весьма прозаическими: о сказочных богатствах Востока в Европе давно уже ходили легенды, подогревавшиеся рассказами многочисленных паломников и купцов о виданных ими в Византии, Палестине и Сирии молочных реках и кисельных берегах.

Словом, в этом случае оправдался принцип: кто хочет действовать, тот ищет повод, а не причину. Почва была подготовлена. Необходимый импульс был дан в Клермоне.

– Пусть выступят против неверных, – вещал Урбан, – пусть двинутся на бой те, кто злонамеренно привык вести войну даже против единоверцев и расточать обильную добычу. Да станут отныне воинами Христа те, кто раньше были грабителями. Пусть справедливо бьются теперь против варваров те, кто в былые времена сражался против братьев и сородичей. Пусть увенчает двойная честь тех, кто не щадил себя в ущерб своей плоти и души. Те, кто здесь горестны и бедны, там будут радостны и богаты. Здесь – враги Господа, там же станут ему друзьями…