«Рыцари церкви». Кто они? Очерки об истории и современной деятельности католических орденов
Шрифт:
– Кто ты? – спросил он наконец еле слышно, хотя в его шёпоте Жильбер почувствовал привычку повелевать.
– Это не имеет значения. Я разыскиваю Жерара де Соньера. Известно ли вам, где он?
– Так он тоже здесь? – Тело старика обмякло, он был близок к беспамятству.
– Вы его знаете?
– Это имя знакомо многим… – уклончиво ответил старик тамплиер и задумчиво прошептал:
– Так, значит, мясник де Грие торчит здесь так долго не из-за меня одного…
– Где же мне найти его? В какой он камере?
Взгляд старика снова стал
– Кто же ты? – подозрительно переспросил он, – уж не королевский ли соглядатай?
– Нет. Я сын де Соньера, – решил открыться Жильбер.
В потухших глазах узника промелькнуло удивление.
– Да, ты действительно похож на него…
– Вы были другом моего отца? Может быть, даже одним из его сподвижников?
Старик усмехнулся:
– Я комтур Лопес Рамон, доверенное лицо великого магистра Жака де Моле, только его сподвижником меня можно назвать.
Рамон задумался.
– Что ж, ты, видно, послан ко мне самим богом, чтобы я выдал тебе тайну, которую красавчик король тщетно пытается вырвать у меня вот уже больше месяца.
– Прежде я должен узнать, где мой отец, – голос де Соньера задрожал от нетерпения.
Старик нашёл в себе силы рассмеяться:
– Глупец! Разве тебе не ведомо, что таких, как Жерар, они содержат не здесь, а в подвале? Меня самого совсем недавно перевели сюда, да и то лишь потому, что я не могу уже не только убежать, но и встать с постели. Когда они придут, чтобы вновь бросить меня в камеру пыток, слава богу, они найдут только моё бездыханное тело. Судьба послала мне тебя в духовники, и я вижу в этом провидение. Скажи, ты веришь, что тамплиеры невиновны перед богом и людьми?
– Мой отец, прецептор Жерар де Соньер, был тамплиером…
Старинный рисунок, изображающий катаров
– Он им и остался… В своё время я сделал немало зла Жерару, а теперь его сын станет моим наследником. Впрочем, это в то же время и месть, тайна может стать и для тебя роковой… Если узнают, что ты владеешь ею, жить тебе недолго.
Жильбер с нетерпением оборвал узника:
– Ваши тайны мне не нужны. Лучше расскажите, как пробраться в подвал к отцу.
– Ты безумец, если надеешься освободить его.
– Это не ваше дело.
– Хорошо, раз ты так настаиваешь. Это недалеко отсюда. Ты пройдёшь дальше по коридору и увидишь окованную дверь. За нею и будет лестница в подземелье. Твой отец там.
Жильбер сделал резкое движение, но вспомнил, что дверь заперта. Хотя у него были ключи от всех дверей монастыря, открыть её изнутри он не мог.
Старик погасил злорадную усмешку. Потом он закашлялся и выплюнул на пол несколько сгустков крови:
– Я рассказал тебе всё, что ты хотел узнать, теперь ты должен выслушать мою исповедь. Вряд ли у меня хватит сил довести её до конца.
Узник собрался с мыслями и медленно начал свой рассказ:
– Моё имя Лопес Рамон, я дворянин из Андалузии.
Глаза старика заблестели. Он с трудом выговаривал слова, делая продолжительные паузы, каждое усилие укорачивало те немногие минуты, которые ему оставалось жить на этой земле. С трудом он приподнялся и положил руку на плечо виконта:
– Ты будешь богат…
– Я и так богат, – усмехнулся Жильбер.
– О, это не то богатство. Ты будешь богаче и могущественнее королей. Поклянись только, что клад тамплиеров не попадёт в руки Филиппа и нечестивого папы. Де Соньер нехотя поклялся. Его мало интересовал рассказ старика, и в глубине души он не верил ни одному слову собеседника, считая его выжившим из ума. Гораздо больше виконта занимали мысли об отце. Он с нетерпением ждал, когда де Грие и стражники в монашеском одеянии вернутся за старым храмовником.
Между тем Рамон откинулся на тряпьё. Несколько минут он собирался с силами, борясь с наступавшей агонией.
– Я не сказал тебе самого главного, – заговорил он наконец поспешно, – где находится это золото и свитки тамплиеров…
Лицо его озарила улыбка, от которой дрожь ужаса пробежала по спине Жильбера. Ему было страшно остаться наедине с умирающим безумцем. А тот, заметив, что виконт хочет отойти от постели, схватил его руку дикой предсмертной хваткой.
– Дурачьё! Они и не подозревают, что план, который они искали в моём доме, находится у них под самым носом… – у Рамона что-то забулькало в горле, и он невнятно забормотал:
– Монсегюр… Великий магистр… Лангедок… Церковь Марии Магдалины… Ренн-ле-Шато…
Старик рассмеялся таким жутким смехом, что волосы на голове де Соньера встали дыбом. Видимо, этот смех отнял у узника последние силы. Судорога пробежала по его телу, грудь опустилась в последнем выдохе, рука бессильно свесилась к полу. Тамплиер был мёртв…
Летом 1885 года в глухой лангедокской деревушке Ренн-ле-Шато появился новый житель: кряжистый энергичный здоровяк лет тридцати с небольшим. Тотчас же о столь важном событии узнала вся округа.
Человек этот, Беренжер Соньер, приступил в сонном Ренн-ле-Шато к обязанностям приходского священника. Незадолго до этого соученики по семинарии прочили умному и достаточно ловкому Беренжеру местечко где-нибудь под Парижем или, на худой конец. Марселем. Однако кюре настоял на приходе в маленькой деревеньке в восточных отрогах Пиренеев, в целых сорока километрах от центра лангедокской культуры – города Каркассона.
На пирушке, устроенной молодыми людьми по случаю выхода из постылых стен семинарии, Соньер так объяснил свою добровольную ссылку: