Рыцари морских глубин
Шрифт:
Смертельно усталый, не помню, как заснул, как спал. Просто вырубился, наповал сражённый глубоким сном.
Проснулся в десять часов утра. В палатке нудели комары, напитые кровью. Моей, понятно. Всё же пробились внутрь сквозь щели.
Я откинул полог.
Солнце яркое, тёплое резало глаза ослепительным светом. Переливаясь в его лучах тёмно–синими, зелёными, голубыми волнами, несла свои воды могучая Обь. Сибирская владычица тайги и болотистых равнин, неиссякаемый источник жизни, главная питательная артерия всей Западно — Сибирской низменности. Из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, из эры в эру, не останавливаясь ни на мгновение, течёт она с юга на север, с гор Алтая в море Карское.
Так было здесь сотни миллионов
Так будет и сотни миллионов лет после нас, и какие–нибудь невообразимые существа будут греться на солнце на этом самом месте.
Однако, некогда философствовать. День обещает быть жарким, ветра нет и надо попытаться войти в протоку Парабель, берущую начало левее, за мыском, в каких–нибудь двухстах метрах от меня. И это будет сделать не просто. Вдоль берега, повинуясь непонятным законам гидродинамики, течение здесь обратное. Брось в воду щепку, палку и вот уже они, подхваченные быстрым потоком устремляются назад, закручиваются водоворотом, плывут к фарватеру. Но, благо, нет ветра.
После трёх попыток справиться с противным мне течением, я, наконец, догребаюсь до мыска, обхожу его и облегчённо вздыхаю. Я в тихой, спокойной протоке Парабель. Идти по ней километров сто или больше — трудно высчитать расстояние по карте — протока на ней извилистой синей ниткой вьётся по бледно–зелёным пятнам топографических обозначений болот и тальниковых зарослей до Каргаска.
Прохожу селом. По обеим сторонам протоки, как на широкой улице, стоят дома. Ступени крыльца от каждой избы сбегают прямо к воде. Возле домашнего причала болтаются две–три лодки. Обласки–долблёнки, дощатые вёсельные, дюралевые моторки. Они во множестве снуют по протоке и её заливам, по проливам и плёсам. На некоторые лодки приделаны срезанные со старых автомобилей салоны. На их крышах табло с шашечками такси. Чудно! Чего только не придумают находчивые жители речных деревень! Нужда — мать изобретательности!
Вот самодельное речное такси, тарахтя дымящим двигателем, подвезло к полузатопленной барже, служащей причалом, гостей из близлежащего посёлка. А вот молодая мамаша с дочкой–первоклассницей, прикрываясь от утренней прохлады брезентовой накидкой, усаживается в лодку. Бородатый старик вставляет вёсла в уключины, готовится везти внучку в школу. Мимо проносятся моторки с прилично одетыми людьми. Они спешат на работу, в больницу, в магазин, по другим делам. Катер, гружёный сеном, простучал мотором навстречу мне. Лодочный транспорт, судя по обилию плавсредств, здесь также привычен, как в нашем городе автомобильный.
Венеция да и только!
После полудня скрылось село Парабель за поворотом, где слева в протоку влилась река Парабель, образуя в этом месте трёхустье.
Неторопливое, безмятежное плавание по тихой протоке вновь вернуло меня в хорошее расположение духа, подняло настроение, изрядно подпорченное на штормовой Оби. Над головой со свистом рассекают воздух быстрокрылые утки. Призывно трубя, пролетают журавли. В зарослях тальников надрывают глотки своим «падер–рись… падер–рись…» кулики. И словно крохотный вертолётик взмывает вверх и с жужжанием падает с высоты длинноклювый азиатский бекас.
Я выпил горячий кофе, достал из планшета толстую походную тетрадь, гелиевую ручку, и слегка подправляя плот веслом, полистал потрёпанные страницы.
Итак, на чём прошлый раз остановился?
На том, как впервые в жизни пробухал яловыми сапогами по верхней палубе подводной лодки.
Да, именно, пробухал. Потому что прочный корпус подводного корабля снаружи одет в лёгкую обшивку со множеством на ней овальных дыр–шпигатов. На прочном корпусе закреплены огромные баллоны с воздухом высокого давления, трубопроводы, механизмы гидравлики и другое оборудование. Листы металла в пять миллиметров прикрывают это нагромождение забортной аппаратуры, делают
Волнительная радость, испытываемая мною при первом восхождении на подводную лодку наверно сравнима с чувствами дикаря–туземца, обуреваемого восторгом от посещения парусного фрегата Магеллана. Легко взбежал я по трапу на борт К-136, козырнул флагу и вслед за всеми исчез за железной боковой дверью в ограждении боевой рубки. Там, внутри, быстро по ступеням трапа вверх, к открытому люку на верхнем мостике. Один за другим прыгают в него подводники. На какое–то мгновение опираются на крышку люка, но руки уже поймали латунные, отполированные до золотого блеска поручни вертикального трапа. Не задевая ногами перемычек, камнем падают вниз в узкой трубе люка, скользя ладонями по холодным поручням. Задерживаться нельзя. Иначе тебе на голову приземлится пара чьих–нибудь сапог. Мягкий соскок и ты в ослепленьи центрального поста, сверкающего хромом, никелем, медью и латунью, разноцветьем табло на приборных панелях.
Но камнем лететь вниз, слегка придерживаясь за поручни, это особый шик. На то тренировка нужна. И не одного дня. Так, что мы, салаги, в первый свой выход на боевой корабль мешками неуклюже вваливались в рубочный люк, цепко хватались за поручни, искали ногами лесенку, уворачиваясь от сапог спускавшегося тебе на голову товарища.
А спустившись в центральный пост, ошалело разинули рты от сияния, блеска и бесподобной чистоты в отсеке.
Мы растерянно столпились у колонки аварийного всплытия, не соображая в какую круглую межотсечную дверь нырнуть. Где нос? Где корма?
На помощь пришёл старшина команды БЧ-2 Голычев.
Улыбается главный старшина, с пониманием смотрит на потерявшихся новичков: что с них взять? Известное дело — салажня!
— Что, заблудились? Пожалуйте за мной в четвёртый отсек!
Он приподнял вверх длинную рукоятку кремальеры — стального обруча, освобождая сферическую дверь в переборке от прижимающих её клиньев.
Межотсечные двери на подводной лодке всегда должны быть закрыты и задраены на кремальеру. Оставить не задраенной, открытой дверь на лодке — морская серость. То же самое, как ехать в автомобиле с распахнутой дверцей. Вы садитесь в автомобиль, и не думая, чисто машинально захлопываете за собой дверцу.
Так и подводник. Пройти из отсека в отсек и оставить за собой открытую дверь — оплошность, не позволительная даже зелёным салагам. И если в кино увидите раззяпанные настежь межотсечные двери в подводной лодке, особенно в подводном положении или по боевой тревоге — знайте! То наиглупейшая глупость, наитупейшая тупость дурака–режиссёра, пожалевшего деньги на консультации со специалистами.
Держать открытыми двери в отсеках разрешается только по команде с центрального поста, о чём делается соответствующая запись в вахтенном журнале. Так, например, открываются двери для вентиляции отсеков, для прохода бачковых во время обеда, в период ремонта в доке. В море проход из отсека в отсек допускается только с разрешения центрального поста и с обязательным задраиванием двери за собой. По боевой тревоге все находятся на своих боевых постах. И все переборки задраены наглухо на кремальеру. Так вот!