Рыцари в ассортименте

Мазаева Ирина

– Э-э... – проблеял Егор.

Милочка удивленно подняла глаза на возлюбленного. У него был настолько странный и глуповатый вид, что ей поневоле пришла мысль: а не ударился ли он в аварии головой?

– Что с тобой? Что случилось? – искренне поинтересовалась Милочка.

В коридоре, к счастью, никого не было. Но в любой момент мог кто-то появиться.

– Я... в аварию... это... попал... – запинаясь на каждом слове, сказал Егор. – Я... к тебе ехал... в ваше кафе... ну и это... Я... в аварию... попал.

Разговор зашел в тупик.

– Я

ждала, я волновалась. – Милочка начала заводиться. – Я тебе звонила – ты сбросил звонок. Что мне было думать?

– Извини, дорогая, мне было никак не перезвонить. Мне очень жалко, что так вышло.

«И что дальше? Что это за блеяние? Не смог приехать вчера – извинись и назначь новое свидание. Когда мы увидимся? Когда мы, черт побери, наконец, займемся сексом?!» – все это Милочка хотела сказать, но вовремя прикусила язык.

Вместо этого она просюсюкала:

– Пустяки, я вчера мило провела вечер. Ладно, дорогой, я рада, что все обошлось, а сейчас мне нужно бежать работать: срочный проект.

И Милочка на самом деле обошла Егора, как стол, и скрылась в своем кабинете.

– Ну и что это было? – задала она себе вопрос, сидя за столом и чувствуя себя в безопасности. – Что это было? Ему очень жаль! Всего лишь «жаль»! И эти интеллигентские расшаркивания. Нет чтобы на колено упасть, извиниться. Эмоционально, страстно, горячо. Пень бесчувственный.

Выяснения Милочке ничего не дали.

Срочного проекта у нее, слава богу, не было. Поэтому Милочка открыла любимые «лайнс» и стала складывать цепочки. Простые компьютерные игры ее всегда успокаивали. И думалось в такие моменты как-то продуктивнее.

А занимали Милочку три вопроса.

Вопрос первый: что случилось с Егором? До этого момента он был такой обязательный: исполнял все обещания. Кроме того, он никогда – по крайней мере, повода подозревать иное у нее не было – не обманывал ее и ничего от нее не скрывал. Егор был прост и понятен. Именно о таких отношениях и мечтала Милочка. Ее все устраивало. Ей не хотелось нервотрепок, не хотелось неопределенности и сомнений. А хотелось простоты и ясности. Договорились – встретились.

Вопрос второй: правильно ли она поступила? Милочка, конечно, изо всех сил хотела быть настоящей женщиной... Но сказанные ею фразы: «Пустяки, я вчера мило провела вечер. Ладно, дорогой, я рада, что все обошлось, а сейчас мне нужно бежать работать: срочный проект», Милочке сразу показались фальшивыми от начала и до конца. Но с другой стороны, вопль: «Так когда же мы, черт побери, займемся сексом?!» – ей тоже казался не вполне уместным. Что же тогда надо было сказать? Не могла же она – ах, я сегодня в розовых трусиках! – сама назначить ему свидание?

И оставался третий вопрос, который был совершенно лишним, но тем не менее не шел из головы: какого хрена – именно так! – к ней повадился Арканя? Кто-кто, а Арканя сейчас был Милочке совершенно некстати. И потом, как иногда говорит Климка, он «опух в корягу». То бишь обнаглел вконец. В общем-то,

это же оскорбление – считать, что Милочка в любой момент готова упасть ему в объятия. А вдруг он придет снова?

Не найдя ответа ни на один из них, Милочка едва дождалась конца рабочего дня и стала названивать Климентьевой. На эту пятницу у них давно уже было запланировано оттопыривание.

– Слушай, а он тебя с родителями знакомил? – неожиданно спросила Климка, видимо, действуя как профессионал.

Сидели они в их любимом ночном клубе, пили и разговаривали.

– Не-ет... Ну как-то рано еще, – откликнулась Милочка. – Да у него и родителей-то – одна мама. Которую он очень любит. Еще бабушка была – умерла недавно. Мама у него искусствовед, полный дом альбомов по живописи. У него вся семейка образованная, интеллигентная. Мама – образец воспитания и добродетели... А что?

– Ага, понятно... А отец где?

– Не знаю, он про него сам не говорит. А спрашивать мне как-то неудобно.

– Маменькин сыночек, значит?

– Да нет, да ты что! Он уже давно живет один, самостоятельно. Сначала снимал, потом бабушка умерла, квартиру оставила. Сам готовит, сам стирает.

– Дожили, теперь это повод для гордости. Сколько ему лет? Тридцать семь? Так это, извини меня, нормально, что в таком возрасте мужик живет отдельно от мамы и сам себе носки стирает. Не заработал на домработницу – изволь и постирать. Слушай, что-то мне в его поведении не нравится. Как это не по-мужски – не приехать на свидание, не извиниться...

Милочке, которой это и самой жутко не нравилось, после первых же пятидесяти грамм коктейля такое поведение Егора уже почему-то не казалось столь некрасивым. Более того: чем больше она пила, тем больше любви просыпалось в ее сердце. Егор казался ей все красивее, все беззащитнее... Милочка допила бокал: ей хотелось срочно позвонить ему, приехать и заключить в объятия.

– Я сошла с ума, – она сразу предварила традиционный Климкин вопрос и рассказала о своих желаниях.

– Хорошо, хоть ты это понимаешь, – мрачно отозвалась Клементьева. – Как бы так сделать, чтобы у тебя вместе с большой и толстой любовью просыпались бы еще логика и гордость. Твой Егор тебя в грош не ставит. Ему наплевать на твои чувства, на твои планы. Простишь один раз – так и будет с тобой, как с половой тряпкой, обращаться. Держи себя в руках.

Милочка вздохнула: Климка была права.

– Егор в коридоре выглядел таким жалким, таким испуганным... Неужели это и был мужчина моей мечты?

– Может, это и не мужчина твоей мечты?

– Нет, нет, – испугалась Милочка. – В смысле, да, да. Да, он мужчина моей мечты. Я же его почти люблю. Или не люблю? Я не знаю, Климочка, я на самом деле не знаю... А что теперь делать? Надо ведь что-то делать! Звонить – не звонить, ждать его обратно – не ждать...

– Не знаешь, что делать, – не делай ничего, – отрезала Климка. – Все, завязываем с разглагольствованиями. Идем плясать.