Рычков
Шрифт:
Еще во время прошлых наездов в городок Рычков описал и теперь передал Неплюеву табель численности и вооружения Яицкого войска, размеры денежного жалованья казаков, вполне обоснованно рассудив, что содержат они себя в основном рыбным промыслом, а не мизерным жалованьем.
Примечательно, что одни и те же сведения о яицких казаках Неплюев и Рычков излагали своеобразно. Первый как администратор — скупо, канцелярски-деловито. У Рычкова обозреваемая картина как бы оживает в красках и деталях. Выше приведен отрывок из экстракта Неплюева о рыболовецком промысле яицких казаков. А вот как о том же писал Рычков: «Великое множество рыб в реку Яик заходит из Каспийского моря, и предполагают, что они в Яике не плодятся, ибо никогда не случается, чтобы осетра или белугу в реке величиною меньше четверти аршина поймать… Белуга и осетры в реке Яике вкусом гораздо лучше волжских, но вверх
Когда же к багренью назначенный день придет (что обыкновенно бывает у них после Рождества Христова), то все яицкие действительно служащие и жалованные казаки (ибо отставных и неслужащих к багренью не допускают) собираются к войсковой канцелярии на лошадях, запряженных в сани; и когда дается сигнал выстрелом из пушки, то каждый из всей мочи скачет на то место, где багренью быть, и, прискакав, пробив прорубь, багрит. А когда зацепит большого осетра или матерую белугу, и одному из воды вытащить невозможно, то в таком случае в помощь призывают ближних, которые, увеличив прорубь, помогают вытащить, и ту рыбу сообща продают».Свежую, соленую и вяленую рыбу казаки отправляли в Москву и в другие великороссийские города. Зимой, во время багренья, к ним наезжало много купцов и промышленников, прямо на берегу скупали рыбу или меняли ее на хлеб.
Казаки, живущие в городке, имели в его окрестностях хутора, где выращивали лошадей и разный скот. «Садов и всяких огородных овощей у них довольно, но и это гораздо бы могло размножено быть, если бы яицкие обыватели употребляли к тому лучшее и прилежнейшее старание, ибо климат у них гораздо теплее оренбургского. В лесах не только строевых, но и на дрова имеется там недостаток: и что принадлежит до строения, то потребное к тому достают из дальних мест, большей же частью из верховья Яика и Сакмары рек», —свидетельствовал Рычков.
Подробнейше ознакомясь с бытом и служебной администрацией казацкого войска, Неплюев, как и Татищев в свое время, обнаружил «великие беспорядки». В войске не было штата, должностных лиц, не велось почти никакой письменной документации, все зависело от произвола выборных казаков, разделившихся на враждующие группы.
Неплюев определил штат, ввел строгую субординацию. Все войско было разделено на семь полков, по 500 человек в каждом полку (станице). Полку полагалось иметь знамя, полкового старшину или станичного атамана, есаула, пять сотников, писаря и табель-список казаков в двух экземплярах, один из которых должен находиться у войскового атамана. Полкам велено было строже нести службу по охране западных и юго-восточных границ губернии от нападения калмыков и киргизов, которые нередко проникали в ее глубины и чинили разбои. Неплюев приказал назначить казачьи разъезды по определенным маршрутам в виде встречного патрулирования от крепости до крепости, укрепить форпосты и редуты, снабдив их противопожарным инструментом. Войсковому атаману раз в год посылать в станицы ревизора для контроля за расходованием жалованья. Занимаясь рыбным и охотничьим промыслами, казаки обязаны были блюсти высокую бдительность, держать оружие наготове, не пьянствовать в праздности, а приучать себя к хлебопашеству. За верную службу назначалось годовое жалованье: атаману 24 рубля, есаулу и писарю 12 рублей, казаку 1 рубль 50 копеек. Эго была все же некая прибавка к казачьим доходам от их личного подворья и промыслов, если учесть, что по тогдашним ценам пуд коровьего масла стоил 1 рубль 20 копеек, ведро вина — 1 рубль, ведро пива — 12 копеек, аршин сукна — 2 рубля, парчи — 4 рубля 50 копеек.
Возвращаясь из Яицкого городка в Оренбург, Неплюев и Рычков навестили илецких и самарских казаков, где сделали необходимые распоряжения с учетом особенностей их местожительства и обычаев. Дело в том, что Сакмарский казачий городок, как уведомляет Рычков, был сходцами из Сибири в 1720 году «построен на высоком и прекрасном месте» близ реки Сакмары. Жившие в нем казаки, помимо рыболовецкого
— На здешних землях урожаи ячменя, овса и особливо ржи при настоящем рачении могут быть гораздо выше. Золото и серебро азиатских купцов нам сподручнее хлебом оплачивать, о чем еще великий император нас наставлял. — Во многих своих административных распоряжениях Неплюев Петру Первому следовал, зачастую ссылаясь на него как на образец благодеяния.
— Но ведь и Петр Великий хлеб велел за границу отпускать токмо тогда, когда его вдоволь и он дешев внутри России будет. Но полны ли наши закрома? — рассуждал Рычков.
— О том и речь, что земли тут много плодородной, но немалая ее часть впусте пребывает. Петр Алексеевич же взаправду одно время запрещал вывоз хлеба из державы, а после урожаев и улучшения землепашества опять в 1717 году дозволил хлеб за море вывозить, с пошлиною со ржи и ячменя по полуефимку с четверти…
Оглядывая строения в крепостях и селениях, Неплюев подчас сердито замечал:
— Все оное не из леса, а сподручнее из камня возводить. Извести, песка, глины, скального камня, речной гальки у нас тут повсюду видимо-невидимо, а мы из Башкирии лес возим да по берегам рек срубаем, великого Петра императора указы грубейше нарушаем. А ведь как он о лесах радел! Это при нем впервые стали не рубить, а пилить лес, да еще с таким замером, чтоб менее десяти сажен дерево не трогать. Тем самым он молодые леса от порубок берег. Заповедные места учинил. На дрова разрешал токмо еловый, осиновый лес рубить да валежник. А к дубу, ясеню, липе, вязу чтоб не прикасаться. Побывав на осмотре нижегородских и казанских лесов, определил жестокое наказание за их рубку, штрафы, учредил штатных смотрителей за лесами. За самовольную порубку дубов, помню, одного мещанина едва не до смерти забили розгами, а муромского купца в тюрьму посадили.
— Строгость и правоту свою государь мог силою указа утвердить, но столько ли власти у нашей губернской канцелярии и у вас, губернатора?
— Не в силе бог, говорят, а в правде. Хоть как горька правда, но не таи перед ним, скажи как есть, и государь, сие по личному опыту знаю, завсегда оценивал открытую к нему душу.
— Счастию вашему всегда завидую, что видеть и слышать великого государя вам довелось, — признался Рычков.
— Человек он был такой, что каждая встреча с ним молода в памяти, — светлея лицом, рассказывал Неплюев. — Вот был случай, когда вместе с юными гардемаринами я из-за границы возвратился, где мореходному делу мы обучались. Государь Петр сам у нас экзамены принимал по приезде в Петербург. Подошла и моя очередь испытание пред ним держать за всю полученную в загранице науку. Спрашивает меня государь: «Всему ли ты научился, для чего был послан?» Многие норовили обходить государя ответами своими. А я вытянулся пред ним в струнку и говорю: «Всемилостивейший Государь, прилежал я по всей моей возможности, но не могу похвастать, что всему научился, и прошу, как пред Богом, Вашей ко мне щедроты». Сказав так, пал я пред ним на колени. Государь дал поцеловать правую руку свою и, показав на ладонь, сказал мне: «Видишь, братец, хоть я и царь, да у меня на руках мозоли, а все оттого, что показать вам пример норовлю и достойных помощников и слуг Отечеству иметь желаю».
Неплюев не раз рассказывал Рычкову о том, как потрясла его смерть Петра Первого. Это «плачевное известие» он получил, находясь в качестве резидента в Константинополе, выразив душевное состояние в своих дневниковых «Записках»:
«Я омочил ту бумагу слезами, как по должности моем государе, так и по многим его ко мне милостям не лгу, что был более суток в безпамятстве; да иначе бы и мне и грешно было: сей монарх отечество наше привел в сравнение с прочими; научил узнавать, что и мы люди, одним словом, на что в России ни взгляни, все его началом имеет, и что бы впредь ни делалось, от сего источника черпать будут; а мне, собственно, сверх вышеописанного был государь и отец милосердный».
С РОССИЙЦАМИ ПОСВОЯСЬ
Дом согревает не очаг, а согласная жизнь.
— Всех пальцев у человека не хватит, чтобы сосчитать народы, в нашем крае ныне проживающие. И каждый норовит поболее тепла и благ иметь, вот каждый и тащит на себя одеяло. Отчего обиды, распри тут часто случаются. Ну разве ж обижены в сравнении с другими башкиры, что сызнова возмущение затеяли? Как весна, то бунт у них, — негодовал Неплюев после встречи с башкирской делегацией, которая требовала отмены подушного налога, только что введенного императрицей Елизаветой Петровной.