Рыдания усопших (сборник)
Шрифт:
Сегодняшнее самочувствие наших героев объяснялось как нельзя просто: прибыв вчера в Веймар с группой соотечественников, к которой она была привязана, наша пятерка осмотру памятников и посещению музеев предпочла, натурально, собственный маршрут экскурсии, а именно обход окрестных кабаков, бурлящих хваленым немецким пивом и шнапсом, цены на который оказались обескураживающими и поглотили за один вечер добрых две трети валютного запаса, полученного описываемыми «туристами» от родителей на всю поездку. Уже за полночь, проклиная коренную нацию и вообще всех «буржуев», все пятеро уснули в одном гостиничном номере, мало помня, что этому предшествовало. Будучи утром обнаруженными руководителем группы, вчерашние
Пока ехали, даже курнуть не удалось, и Петро, нервно потрясывая в кармане спичечным коробком с так и не раскрополенным шариком ганджа внутри, мечтал о вечере, когда он пустит по кругу ароматный косяк. Впрочем, в его дорожной сумке есть еще «каша», которой тоже можно недурно закинуться…
Глафире, уже несколько дней числившейся подругой вышеназванного Петра, было, пожалуй, хуже всех. Мало того, что всю недолгую дорогу до бывшего лагеря ее неудержимо спазматически рвало – сначала в пакет из-под сухарей, потом на юбку сидящей рядом Наташки, – так она еще и не помнила, удалось ли ей сохранить хотя бы подобие верности ее новому «официальному» другу, который, слава Богу, этим не интересовался, увлеченный своим раздражением по поводу неудавшегося накура. По крайней мере, ехидных или глумливых взглядов Горилыча или Паштета она не ловила, что позволяло надеяться, что и те не очень-то все помнят и дифференцируют.
Что до Горилыча, то он молча сидел, приняв угрюмый и отрешенный вид, рядом с Петром и делал вид, что никого здесь не знает. Это, впрочем, ничего не значило, потому что так он вел себя всегда, даже на университетских семинарах, что вкупе с колоритным телосложением, давшим ему прозвище, и свернутым на бок носом избавляло Горилыча от излишних расспросов преподавателей. Он не рыгал и не сыпал проклятиями. Просто сидел.
Последнему же члену команды – Паштету – досталось место рядом с каким-то грузным, тяжело дышащим парнишкой лет пятидесяти, на чью потную лысину он с демонстративной брезгливостью поглядывал, натурально забыв о состоянии собственных носков и источаемом ими тонком аромате. Свои спазмы в начале пути над сложенными лодочкой ладошками Паштет, видимо, также в расчет не принимал.
Но теперь дорога позади и компания, чертыхаясь и глумясь над историей, бесцельно бродит в дымчатом молоке тумана. За отсутствием интереса отбившись от основной, ведомой гидом, группы, пятеро студентов одного из сибирских ВУЗов то и дело поглядывали на имеющиеся в мобильниках часы, с нарастающим нетерпением ожидая окончания этого мучения и возвращения в кажущийся теперь таким родным и знакомым Веймар с его пивными и стоящим на улице Шиллера отелем. В теплых недрах гостиницы навязчивое желание Петра, наконец, осуществится. Следующим же привалом на их историческом маршруте должна стать Голландия, предлагающая просто-таки райские условия пребывания и законы, чрезвычайно приятные для поклонников конопли.
Наткнувшись в тумане на трехэтажное здание музея, компания шарахнулась от него, как от рассадника холеры и, мужской своей частью помочившись на бетонный пень с надписью «Block 40», подалась вдоль частично провалившегося внутрь колючепроволочного забора по направлению к главным воротам.
Постепенно интоксикация отступала, давая место нарастающей похмельной дурашливости, смахивающей на легкое слабоумие. Посыпались кажущиеся уместными шутки и реплики, вызывающие взрывы дикого ржания, в свою очередь подстегивающего к новым высказываниям. Не в силах бороться с физиологией, теперь и слабая половина состава вынуждена была на пару минут скрыться в тумане, веселым журчанием выдавая свое местоположение.
Дислоцировавшись
Пустив по «паровозику» и добив «пяточку», поднялись и, обтерев налипший на ботинки щебень прямо о скамейку, продолжили путь к воротам, надеясь их через пару минут если не достичь, то увидеть. Интереса нарезать круги по пустырю, на пару с промозглым ветром, не было, а посему решили отыскать за воротами какое-нибудь из обещанных вывесками на автобусной стоянке кафе и за пивом скоротать время ожидания. Не хочет же, на самом деле, руководитель группы обнаружить пять трупов почивших от холода и недостатка живительной влаги представителей студенчества, являющихся не только будущим, но и лицом своей страны, и быть вынужденным доставлять их безутешным родителям или же сжечь в местном, бухенвальдском, крематории?
Разговор потек по новому руслу, и Наташка, прозванная сокурсниками Золотцем за безотказность, предложила отыскать-таки в тумане упомянутый крематорий, дабы получить хотя бы общее представление, как он выглядит. Наткнувшись на ошарашенные взгляды сотоварищей она поспешила оправдаться, что ей это, конечно, до фени, но какую-никакую пыль в глаза отдавшим за поездку немалые деньги предкам надо бы пустить. Этот довод нашел больше понимания, но, вместе с тем, вызвал справедливые замечания по поводу бесперспективности поисков, так как от предлагаемого на входе плана лагеря друзья, понятно, отмахнулись.
Идею уже принято было отбросить за несостоятельностью, когда Горилыч молча указал пальцем куда-то в сторону, где из туманной мглы проглядывала квадратная кирпичная труба метров пятнадцати высотой, вырастающая, несомненно, не просто из земли. Могло, конечно, статься, что речь идет о какой-то современной котельной или еще о черт знает чем, но проверить стоило, тем более что расстояние до объекта было и впрямь незначительным.
Стремясь побыстрее расправиться с возникшим на пустом месте препятствием на пути к вожделенному теплу и пиву, все пятеро быстрым шагом преодолели отделяющий их от трубы отрезок пути. Горилыч оказался прав – перед ними был обнесенный красным кирпичным забором крематорий, через трубу которого в свое время унеслись в небо тысячи тел, став серым, сладковато-вонючим дымом.
Однако наша компания была далека от пресловутой завороженной скованности и осознания исторической ценности сего места, оставаясь верной представлениям своего поколения и ареала, насаждающим иные каноны мировоззрения. Посему веселье продолжилось, а именно тем, что больше всех одуревшая от гашиша Золотце взгромоздилась на стоящий в первом от входа помещении обдукционный стол и потребовала собственного немедленного вскрытия, отреагировав несуразно громким смехом на замечание Паштета, утверждающего, что она-де уже вскрыта во всех возможных точках приложения.
Комнату с венками и памятными надписями на стенах прошли быстро и, потянув тяжелую железную дверь, оказались, наконец, в камере сожжения, оборудованной шестью печами красного кирпича, дверцы которых были распахнуты, демонстрируя их пепельно-серое тоскливое нутро. Правда, выдвижной лоток для сжигаемых тел, или «противень», как его чуть позже окрестила Глафира, сохранился лишь один – в третьей слева печи, и был покрыт цветами и красными памятными лентами, оставленными кем-то, более склонным к историческому мышлению, чем нынешние гости крематория.