Рык Посейдона

Негрей Валерий Петрович

Дорогу вправо, уходящую по высохшему руслу, он заметил сразу. Крупные валуны были разбросаны по берегам, а между ними лежала галька, перемешанная с песком. Как житель гор, Талгат видел, как в пересыхающих руслах песок тонким слоем затягивал камни и покрывал их высохшей корочкой. Здесь было всё не так.

Он фарами посигналил водителям и остановился. Когда они подошли, спросил:

— Кто нибудь из вас ездил по этой дороге?

Они почти в один голос спросили:

— А разве здесь есть дорога? — и очень удивились, услышав, что здесь недавно кто-то проезжал. Вверху, метрах в пятистах, русло поворачивало в скалы. Вниз оно шло параллельно дороге и было завалено довольно крупными камнями. Спустившись с откоса, он прошёл вверх метров сто. Дорогой стал вспоминать

карту космической съёмки, которая висела у них в тренировочном лагере. Она была специально сделана для этого района. Они должны были изучить её до мельчайших подробностей. Ведь именно где-то здесь и замолчал маячок Хейса. Но они не знали точных координат и этой дороги не могло быть на карте. «Если проехать вверх, то можно нарваться на простых бандитов, — почти вслух проговорил он и, потоптавшись на месте, пересёк русло, а затем повернул назад. — Не будем заниматься самодеятельностью, тем более, что я один… Может, подождать на шоссе?… А сколько?» — так ничего и не решив, он вернулся к машинам. Водители вопросительно посмотрели на него. Он махнул рукой, чтобы они ехали дальше.

В Кандагар прибыли вечером. Подъезжая к городу, Талгат почувствовал, как учащённо забилось сердце. Он всматривался в улицы и узнавал их. Почти ничего не изменилось с тех пор. Всё тоже великое множество дуканов по одну стороны улицы, где можно было за одним прилавком выпить чашечку хорошего кофе и тут же купить хороший японский мотоцикл, и огромные универмаги по другую. Но именно в этих магазинчиках и узнавали в своё время последние новости из Пешавара и Герата, Кабула и Саланга.

Уже на самой окраине он обогнал колонну из автобусов и нескольких грузовых. Это были старенькие «Татры», «Вольво» и ещё советские «КАМАЗы». Они нещадно дымили, гремели, но всё-таки ползли в сторону города. Все хотели до темна прибыть домой. «В своё время наши ребята называли их «барбухайками»», — усмехнулся он. Сквозь грязные стёкла автобусов были видны бородатые лица мужчин, женщин в парандже с чёрными бусинками глаз и, казалось всегда смеющихся, детей. «Ничего не меняется под этими небесами. Как будто время остановилось здесь», — подумал он тогда. Единственное, что насторожило Талгата в городе, обилие военных патрулей. Они ходили по городу, стояли на перекрёстках, сидели в кафе и ресторанах. Казалось, что это была военная база, а не город. «Сидеть с автоматом в баре, конечно, проще, чем лазить по горам, — усмехнулся про себя Талгат. — Почему они не обратились к американцам за помощью?… Скорее всего, просчитали, что наши грехи здесь уже подзабыли… Возможно, они и правы. Память человеческая имеет замечательное свойство, она может выступать и в роли карандаша, и в роли ластика — рисовать и стирать».

Утром он сказал водителям, чтобы они дожидались его, а сам пешком направился по знакомым ему улицам. В своё время он оставил здесь немало друзей и знакомых. Сейчас хотел посмотреть на них со стороны, не привлекая к себе внимания. Подойдя к застеклённой витрине, Талгат посмотрел на своё отражение. «Нужно сменить европейский костюм, — он огляделся вокруг. Несколько мальчишек, вертевшихся неподалёку, уже проявили к нему интерес. — Лишнее внимание мне сейчас ни к чему. Хватит проблем с Джеем и Гансом».

Он прошёл ещё несколько кварталов и свернул к центру города. Когда-то там, на одной из улиц, находилась его бывшая контора и самый большой магазин. Рядом с ним, на углу, располагался дом его хорошего друга, с которым они почти каждый вечер встречались за чашкой чая и обсуждали новости, которых приносили в их дуканы великое множество.

Не доходя несколько домов до знакомого угла, он перешёл на противоположную сторону улицы, пристально вглядываясь в открытые двери небольшого дукана напротив. Внешне, казалось, ничего не изменилось. Всё та же выцветшая вывеска над входом, выкрашенные в нежно-голубой цвет стены и две ступеньки перед входом. Вот разве только окна стали чуть шире и на них появились решётки. Дверь в дукан была открыта. Лишь лёгкая, почти прозрачная, занавеска на ней колыхалась от проезжающих мимо машин. Сквозь неё Талгат

пытался хоть что-то разглядеть, но не мог. Он подождал, пока кто-нибудь не выйдет из дукана и быстро пересёк улицу. Это был мальчишка лет десяти. Он прижимал к груди несколько лепёшек и что-то завёрнутое в бумагу. Талгат шагнул ему навстречу и спросил:

— Чей это дукан? — мальчишка испуганно отшатнулся от него и попытался обойти, но Талгат присел перед ним и взял за руку. — Кто хозяин этого дукана? — ещё раз переспросил он.

— Дядя Гулям. А ты кто?

— Скажи лучше — там много народу? — кивнул он в сторону дукана, но, зная о любопытстве местных гаврошей не стал дожидаться ответа, а, подняв матерчатый полог, вошёл внутрь.

Здесь было прохладно и пахло свежим хлебом и керосином. За прилавком стоял высокий молодой парень с едва проросшей бородой. Талгат помнил, что у Гуляма Шарифа было два сына и это, вероятно, был один из них. Но он не мог вспомнить, как их зовут.

Он прошёл вдоль прилавка, потрогал тюки с материей, потом подошёл к витрине с телевизорами и магнитофонами. «Всё то же самое, что я видел в Москве и Париже» — усмехнулся он и повернулся к продавцу. Тот, увидев незнакомого посетителя, с интересом наблюдал за ним. Он ждал момента, когда тот задержится около какого-нибудь товара и тогда он подскочит к нему, предлагая свои услуги.

— А где отец? — спросил Талгат, решив сразу выяснить судьбу своего бывшего соседа.

— Он… дома, — немного смутившись неожиданным вопросом, ответил парень. — Позвать? — и, не дожидаясь ответа, скрылся за перегородкой.

Через минуту послышались шаги и вошли два человека. Талгат нагнулся над прилавком, делая вид, что рассматривает лежащий там, под стеклом, товар. Не поворачивая головы, искоса взглянул на вошедших. В одном из них он сразу узнал Гуляма. Не поднимая головы, Талгат спросил:

— Не узнаёшь, Гулям-ага?

Тот, которого назвали Гулямом, вышел из-за прилавка и подошёл к незнакомцу. Он долго всматривался в его лицо, словно лишний раз хотел убедиться, что глаза не подводят его, потом громко воскликнул:

— Хасан!?… Ты ли это?… Пути Аллаха неисповедимы, но куда пропал ты? — не дожидаясь подтверждения, он крепко обнял Талгата. В дукан вошёл посетитель и Гулям подтолкнул Талгата к двери, через которую только что вошёл сам, — Идём! Там будешь всё рассказывать! — Они вышли во двор и Талгат остановился. Здесь всё было как прежде. Огромный абрикос в углу и покрытый ковром достархан под ним, чисто выметенный двор и небольшая голубятня, прилепившаяся к стене второго этажа этого дома. Гулям подвёл его к лестнице, ведущей на веранду второго этажа. — Ты должен постоять здесь! Я сейчас позову своих женщин! — сказал он, загадочно улыбаясь. — Гюли! Беназир!

В доме послышалось шарканье ног и вскоре на веранду вышли две женщина, жена и дочь Гуляма. Гюли, жена Гуляма, узнала своего бывшего соседа сразу. Видимо женская интуиция в связке с чувствами были сильнее мужской дружбы и памяти.

Она взяла за руку дочь и быстро спустилась вниз. Они подошли к мужчинам и остановились. Дочь смущённо накинула паранджу и освободила руку.

— Здравствуй, Хасан! — первой поздоровалась Гюли. — Какой шайтан унёс тебя из дома? Где ты столько пропадал?

— Подожди, женщина! Что ты столько вопросов задаёшь? Почему не спросишь, сыт он или голоден? — Гулям нежно подтолкнул женщин к очагу, который дымил в дальнем углу двора, — Займись обедом, а мы пока поговорим, — и они направились к абрикосу. Вскоре женщины уже суетились по хозяйству, готовя обед для мужчин.

Талгат с Гулямом расположились в тени дерева и разговор потёк сам собой. В один момент Талгат спросил:

— У тебя было два сына, Гулям. Где второй? — Талгат внимательно посмотрел на Гуляма. Тот долго молчал, потом тихо сказал:

— Аллах забрал его к себе.

Талгат приложил руку к груди.

— Прости!.. Я не знал. Столько лет прошло.

— Ты не хочешь спросить, как он умер?

— Гулям! У меня самого двое детей и я представляю, что значит потерять одного из них. Просто я помню твоих ребят ещё совсем маленькими.