Рысь
Шрифт:
И теперь, беря в руки трубку, Марк тоже надеялся на заступничество матери. Он кратко обронил «алло» и не пытался показаться трезвым. Слова отца он воспринимал исключительно как абсурдный набор звуков — до тех пор, пока взвинченный Альбрехт Феннлер не повесил трубку.
Тем самым Марк добился желаемого результата: выиграл время. Послушал, как Райнер Вакернагель управляется на кухне. И медленно отправился наверх. Не доходя до порога комнаты, он успел повесить на лицо задумчивую мину.
Не прошло и часа, а Райнер Вакернагель уже стучал в дверь Альбрехта Феннлера в Нижнем Луимосе. Словами, в которых звучало явное недовольство, Феннлер позвал его в гостиную и указал на стул, не предложив ничего выпить.
Райнер Вакернагель смущенно теребил красный галстук. Еще прошлой осенью, когда на общинном
— Я вас и так знаю, — перебил Альбрехт Феннлер, с неудовольствием разглядывая галстук Вакернагеля.
Вакернагель поспешил перейти к делу. Он понимает, что его никто не ждет с распростертыми объятьями, ему важно лишь, чтобы его выслушали.
В ответ Феннлер глянул на него с подозрительностью добросовестного таможенника.
Вакернагель рассказал ему о планах строительства, упомянул о ситуации с озером и Луибахом, подчеркнул выгоду для водоема, рыб и всего Лауэнена, означил сумму в двадцать тысяч франков, которую фонд восстановления природы выплатит, если проект начнется в этом году, и вкратце поделился идеей о так называемой рысьей тропе. Ему представляется пешеходная тропа, по которой можно будет гулять как с детской коляской, так и в инвалидном кресле — тропа, которая вилась бы по заново сформированному прибрежному ландшафту Верхнего Луимоса, с мостами и скамейками, а также выглядывающими из-за живых изгородей деревянными фигурами рысей. Как Феннлеру наверняка известно, рыси сейчас чрезвычайно популярны. Постояльцы отеля все чаще спрашивают, водятся ли в Лауэнене рыси. Туристический бизнес непременно сделает на этом деньги. В том числе и Феннлер, предлагающий «Ночлег на соломе». Поскольку все интересуются рысями, но никто ни разу не видел их живьем, рысья тропа была бы идеальной инвестицией. Кто отправится по ней с выданным напрокат биноклем, тот гарантированно увидит рысь. Хотя бы деревянную. Но все-таки увидит. Информационные таблички, расставленные вдоль тропы, будут рассказывать о рысях, Луибахе и природном заповеднике в Гельтентальской долине. Появится новое прекрасное место для активного семейного отдыха в Альпах. Он, Альбрехт Феннлер, выиграет от того, что гуляющие по тропе будут проходить мимо его огородов, и он сможет рассчитывать на значительный рост продаж. То же самое, разумеется, касается и «Ночлега на соломе». Те, кто жаждут приключений, не станут ночевать в отеле, а предпочтут его сарай. Идеальная форма синергии.
Все это время Альбрехт Феннлер молчал и почти не смотрел на план, разложенный перед ним Вакернагелем, зато не спускал глаз с лица владельца отеля, словно изучал его перед дачей показаний в суде.
— Мне очень жаль, — наконец сказал Феннлер спокойным и мягким, но уверенным тоном. — Все, что вы здесь наговорили, кажется мне полной лажей. От ваших идей смердит до самых небес. Ваши постояльцы, если им вздумается, могут гулять хоть до Гельтенского ледника, а если пожелают увидеть рысь, пусть отправляются в зоопарк. Я не отдам ни клочка земли у Луибаха под эти лентяйские забавы. Это моя самая плодородная земля. Поищите кого-нибудь другого, кто клюнет на ваши рассусоливания.
Райнер Вакернагель понял. Быстро собрал разложенные планы, сказал, что Феннлер всегда может обращаться к нему, если вдруг передумает. И Альбрехт Феннлер закрыл за ним дверь.
Земля в Верхнем Луимосе была далеко не лучшей землей Феннлера. Дренажные трубы, проложенные для осушения болота, давным-давно забились, почва была настолько влажной, что нельзя было и подумать приблизиться к ней на тракторе или другой сельскохозяйственной машине подобного рода, и, вероятно,
Но тому, кто собирается испоганить болото тропой для рыселюбов, он не продаст землю никогда. Ни за что на свете.
16
Вот уже третью среду подряд Альфред Хуггенбергер заявлял жене, что вечером пойдет к Пульверу перекинуться в картишки. Ружье, еду и прочие необходимые вещи он складывал в машину еще днем. Егерь Карл Шпиттелер заверил его, что он поджидал рысь у верной западни. Но эта третья ночь будет последней, проведенной им в скальном углублении. Хуггенбергер не мог позволить себе целый день работать с отцом над отделкой хижины на Хюэтунгеле, а по ночам сидеть в засаде, без конца вливая в себя кофе и шнапс. Если сегодня рысь не объявится, значит, не судьба — он уже сыт по горло. Придется придумать что-нибудь другое.
Ночь стояла тихая, погода благоприятствовала. И все же Хуггенбергера раздражало собственное упрямство, заставлявшее его сидеть на месте, хотя особых поводов для оптимизма не было. Сколько часов он уже проторчал в этой проклятой засаде, даже считать не хотелось. Он старался ни о чем не думать.
Далеко внизу по Зимментальской долине удивительно отчетливо грохотал поезд с окнами, отливавшими бежевым цветом. Альфред Хуггенбергер не знал, последний ли это поезд — расписанием их движения он никогда не интересовался, не говоря уже о том, чтобы ездить на них. Такие вещи он считал чересчур коммунистическими.
Налив себе еще кофе, он добавил туда шнапса. Кофеин не давал ему заснуть, а алкоголь согревал. Ему уже довольно давно очень хотелось в туалет.
Наконец он вышел из оцепенения и взял носовые платочки, которым придется послужить туалетной бумагой. В удобном месте вскарабкался на скалу и осмотрелся. Услышав шорох, он замер. Некоторое время не раздавалось ни звука. Может, ветка упала. Но вот звук послышался вновь.
Альфред Хуггенбергер заспешил обратно в укрытие. Схватил ружье и спрятался за еловыми ветками. Он ничего не видел, но что-то приближалось к проходу. Сон как рукой сняло. Сердце заколотилось. Звуки становились все ближе. Через несколько секунд Хуггенбергер различил тень, она подходила ближе, явно двигаясь к расщелине. Альфред Хуггенбергер прищурился, прицелился, задержал дыхание и выстрелил.
Тень рухнула как подкошенная. Выскочив из укрытия, Хуггенбергер бросился к своей жертве. Заметил место падения и быстро подбежал к ней.
Если повезет, то на выставке трофеев ему отстегнут франка три за эту лисью шкуру.
17
Новая концепция «Рысь-Швейцария» должна была вступить в силу первого мая. Однако, по словам министра Филиппа Роше, некоторые положения документа все еще обсуждались. Роше позвонил Марианне Хильтбруннер, извинился и сообщил, что концепция едва ли будет принята до середины июня.
Зато швейцарские транспортные предприятия, в отличие от политиков, не склонные к излишним раздумьям, вывесили, как всегда, первого мая новое расписание. Беат Бюхи с чрезвычайным облегчением увидел, что на маршруте Гштад-Лауэнен никаких изменений не предвидится, и общинный секретарь Таннер поставил ему по этому случаю «Ривеллу». В «Тунгельхорне», где со времени заключения пари Фриц Рустерхольц не появлялся вовсе, а Альфред Хуггенбергер показывался лишь изредка, в отсутствие Хуггенбергера тему для застольных бесед с Максом Пульвером, Беатом Бюхи и Альбрехтом Фенил ером чаще всего задавал Таннер. Новостями же обменивались и в Сельскохозяйственном товариществе, и в автомастерской Ойгена Хехлера, и в местном магазине. Хотя в последнем разговаривали все меньше и меньше. Когда новая продавщица с точностью до грамма отрезала сыр, или когда из-под рукава ее блузки выглядывал Дельфинчик, то порой — особенно в присутствии мужчин — воцарилась такая тишина и благоговение, какие бывают только в церкви. Во всяком случае, так утверждал церковнослужитель Макс Пульвер.