Рысь
Шрифт:
— Оставь его, — сказал Феннлер. — Рысь мы и без него найдем.
— Да, — поддержал Таннер. — Пусть сидит, мы все равно принесем рысь в «Тунгельхорн». Мне надо задокументировать произошедшее. Для деревенской хроники.
Последнее высказывание сбило Феннлера с толку. Внимание привлекать не стоило. Тем более по всей стране. Ему не хотелось никаких фотографий, которые пьяные Хуггенбергер или Таннер за большие деньги продадут «Блику». Этого следовало избежать любым путем. Ему придется взять рысь в свои руки. Точно так же, как он взял в руки всю эту историю.
Как
— Автобус, — замычал он, — мой автобус.
— Проехали, Бюхи, — утешающее произнес Таннер, обративший внимание на шок шофера.
Он взял изумленного и как будто протрезвевшего Бюхи под руку.
— Автобус твой сегодня уже никуда не поедет. А ты поедешь со мной.
Через несколько шагов Самуэль Таннер расхохотался, сделал глубокий вдох и снова прыснул со смеху, отчего и без того нарушенный косой пробор пришел в совершенно растрепанное состояние. Когда подошли остальные, Таннер указал на машину Хуггенбергера.
Там на водительском кресле, глядя вперед и держа лапы на руле, словно собираясь вот-вот тронуться, сидела пристегнутая ремнем безопасности рысь.
— Что за малый, наш Рустер! — воскликнул Самуэль Таннер. — А потом еще прикидывается тихоней, так что слова из него не вытянешь! Вот скромняга!
— Восхитительно! — похвалил Макс Пульвер, вместе с другими рассматривающий рысь через лобовое стекло.
Впечатлен был даже Альфред Хуггенбергер, не собиравшийся однако одобрительно отзываться о Рустерхольце.
— Это должно попасть в деревенскую хронику! — решил Самуэль Таннер. — Где мой фотоаппарат?
Макс Пульвер поспешил обратно в «Тунгельхорн», чтобы привести Рустерхольца.
— В деревенскую хронику? — переспросил Альбрехт Феннлер, разглядывая растрепанный пробор. — Надеюсь, ты шутить. Рысь надо немедленно спрятать.
— Конечно, в хронику! — все еще ликовал Таннер.
Преградив путь двинувшемуся к машине Феннлеру, он открыл дверцу, непринужденно схватил рысь и заявил, что это надо как следует обмыть и задокументировать. Стоявшему перед ним Феннлеру Таннер сказал, что он здесь общинный секретарь, наделенный официальными полномочиями, поэтому немедленно отправляется в «Тунгельхорн», чтобы сфотографировать зверя с его укротителем.
Перед глазами Феннлера уже всплывала передовица «Блика»: «Лауэнен: Мертвая рысь в пивной!» Он встал на пути Самуэля Таннера, собираясь вырвать животное у того из рук.
— Вы все слишком пьяны, чтобы трезво мыслить, — воскликнул Феннлер и оглянулся в поисках помощи. — Рысь нельзя нести в «Тунгельхорн», ее надо спрятать в багажнике. Нам нельзя попадать в газеты.
Развернувшись по-баскетбольному, Самуэль Таннер не дал Феннлеру отнять рысь.
— Точно, Феннлер, — подтвердил Альфред Хуггенбергер. — Получится просто клевый заголовок: «Мертвая рысь за рулем!» Давай сюда эту тварь, Таннер, и пошли в «Тунгельхорн».
— Пусть кто-нибудь принесет мой фотоаппарат
Альбрехт Феннлер набрал в легкие побольше воздуха.
— Если ты снимешь рысь в пивной, тебе придется посвятить целую главу хроники тем, кто предстанет перед судом, сдаст разрешение на охоту, заплатит огромный штраф и обратит внимание всех кантональных ведомств на Лауэнен, так что у нас никто больше даже не подумает взять рысь на мушку А заодно и главу о новых рысях, которых здесь разведут после этого, и главу о закрытии охоты, потому что рыси не оставят нам ни одной косули, ни одной серны.
Пока Феннлер говорил, его усы тряслись мелкой дрожью. Он по-прежнему в полный рост возвышался перед Самуэлем Таннером, намереваясь отнять рысь.
— Кантональные ведомства? — недоуменно повторил Таннер, словно впервые слышал о них. Он призадумался.
— Чего вы мнетесь! — воскликнул Хуггенбергер. — Какое тебе дело до рыси, Феннлер? Она принадлежит мне и Рустерхольцу. Мы можем делать с ней, что угодно. Можем выставить ее здесь на общее обозрение или зажарить, чтобы накормить всю деревню. Пульвер может ее крестить, можем привязать ее к машине, засунуть ей в задницу лауэненский флаг и отправиться в Берн. Думаешь, мы вечно будем плясать под твою дудку? Сам подстрели рысь, если так завидуешь.
Альбрехт Феннлер перестал слушать, надеясь лишь на здравый смысл общинного секретаря.
— Хуггенбергер прав, — заключил тот. — Рысь не доставит нам никаких проблем. Я всего лишь щелкну ее несколько раз, а потом можно будет убрать ее под стол и забыть о ней навсегда. Хуггенбергер не станет посылать в Берн отрубленных лап, в газеты это не просочится.
— Пошлю я лапы или не пошлю, это мы еще посмотрим, — пророкотал Хуггенбергер, с вызовом глянув в окаменевшее лицо Феннлера.
После этой провокации возникла пауза, во время которой Макс Пульвер вывел из «Тунгельхорна» шатающегося Фрица Рустерхольца с очередной сигаретой и прежним шнапсом.
Рустерхольц обалдело глядел на рысь в таннеровских руках. Сбитый с толку планами Таннера и злой от бахвальства Хуггенбергера Феннлер не смог вполне насладиться появившимся на лице Рустерхольца изумлением. Слишком уж велика была вероятность того, что ситуация, которой он — во всяком случае, по его мнению — руководил, совершенно выйдет из-под контроля.
— Недурственную ты рысь грохнул, Рустер! — похвалил Таннер, разглядывая мертвую рысь в собственных руках. — Она действительно стоит трех тысяч франков! Иди сюда и неси ее в «Тунгельхорн».
Рустерхольц встал как громом пораженный, сигарета выпала у него изо рта, в глазах рябило. Макс Пульвер взял у него из рук рюмку, а Самуэль Таннер передал рысь.
Лишь надежда на алиби удержала Феннлера от того, чтобы выхватить ее.
— Что делать с лапами, решать тебе, Хуггер, — заявил Таннер. — Но прежде чем кто-нибудь подойдет к ним с пилой, мне надо сделать снимок.