Рысюхин! Дюжину шампанского – и в школу не пойдем!

Котус

— Ну, если так…

За это заведующий лаборатории грозился вписать меня соавтором, не желая слушать моих возражений:

— Дядя Юра, я за работу-то взялся только после вашего перечисления вариантов решения задачи! Так что без вас — работы бы не было, потому что тему бы для неё не придумал.

Дед тоже поддержал идею, мол, хоть мне работу после выпуска искать не нужно, но в любом случае в резюме две научных работы за время учёбы в академии намного лучше, чем одна.

«Какие две, ты о чём?!»

«Математический журнал забыл уже?»

«Забыл. Полностью причём!»

«Эх, ты! Другой бы в рамочку на стену повесил, и статью, и обложку!»

Так или иначе, но зачётную сессию

я сдал, точнее — обе сессии, и на факультативе было намного труднее, поскольку один из зачётов был аналогом экзамена по специальности, только «всего лишь» сто двадцать шесть вопросов в шестидесяти трёх билетах, плюс задача в каждом из них. Я на этом зачёте два с половиной килограмма веса потерял, в буквальном смысле слова! Причём последний килограмм, когда меня чуть не за уши тащили на «отлично», тогда как я уже и на «хоря» был согласен, но меня об этом даже не спросили! Да, всё правильно — зачёт на оценку, в отличие от первого из двух.

Двадцать четвёртого декабря я приехал в Дубовый Лог на новогодние каникулы. По дороге снова заехал в то самое кафе в Березино. Это был уже не первый мой визит после попытки ареста тёщи, но работники и особенно работницы всё ещё смущались и извинялись, я же в ответ благодарил за бдительность, мол, лучше три ложные тревоги, чем один угон. И лучше пятьдесят ложных вызовов, чем одно удачно похищение ребёнка из-за того, что никто не рискнул позвонить. С учётом погоды и заносов на дорогах, которые даже моему «шустрому жабу» не позволяли проявить свои скоростные качества, выехав из общежития в десять утра, до имения добрался только после половины пятого вечера, с желанием отоспаться, отдохнуть и от души потискать всех своих родных. Но с порога был встречен поломавшим все планы радостным криком:

— Рома сказал «мама»!

Меня, едва дождавшись, пока переоденусь с дороги и умоюсь, потащили слушать. Честно сказать, там было скорее «ма-ма-ма» и «ма-ма-ма-ма», причём и звук «эм» там тоже был не сказать, чтобы чётким и однозначным. В общем, до нормального осознанного «мама» там было ещё далеко, по словам деда — месяца три, но спорить я не стал, послушно восхищаясь. Тем более, что мне было не трудно — Ромка меня явно узнал и заулыбался, хоть я и боялся, что не узнает после того, как месяц не виделись. Сынулик мой зубастый! Кстати, мне кажется, или там рядом второй зубик наклёвывается?

Рассматривание малыша, споры по поводу «зуб или нет» и радость, когда оказалось, что зуб заняли весь оставшийся день.

Двадцать пятого меня повели хвастаться пристройками к дому, что по площади, пожалуй, превышали основное здание. Правая представляла собой долгожданный жёнами бальный зал. Поскольку эта сторона дома нависала над склоном холма, под ней получился высокий цоколь. В нём, в развитие моей идеи о гараже, сделали нечто большее: тут тебе и площадка для высадки гостей в плохую погоду, и место для трёх «гостевых» экипажей, и свой гараж с верстаком и инструментальным ящиком, и дверь для загрузки кухонных и не только припасов с кладовками за ней. Одних лестниц три штуки: парадная гостевая, своя из чуланчика возле гаража, позволявшая пройти от кабинета до автомобиля хоть в тапочках, не выходя на улицу и никому не попадаясь на глаза, и хозяйственная — от подвальных кладовок в бывшую кладовку около кухни, которую упразднили, точнее, перенесли вниз. Короче говоря, нарыли в холме много, заметно выйдя за границы пристройки.

В наземном этаже был сам бальный зал, он же — зал для приёмов, и все ранее оговорённые подсобные помещения. Более того, поскольку потолок в зале был, как положено, очень высоким, а в прочих помещениях — обычным, то над ними расположились восемь комнат для слуг и три кладовки — для уборочного инвентаря, для

штор, занавесок, скатертей и прочего текстиля, нужного для преобразования, например, танцевального зала в банкетный, а третья — скорее бытовка с двумя гладильными столами, какими-то стеллажами и пёс знает, с чем ещё. Главное, что жёны были счастливы — в этом году получится устроить нормальный приём, а котором принять всех соседей сразу, а не возится целую неделю с визитами.

Левое крыло тоже имело небольшой подвальчик со входом с улицы, там была каморка садовника и кладовка для садового инвентаря и инструментов. Ну, как «каморка»? Скорее, квартирка с общей комнатой, как в сельской хате, которая сразу и кухня, и столовая, и гостиная и всё прочее, и двумя спаленками. Только что одна из них без окон вообще, а в двух других — по небольшому окошку под потолком. Квартирка была налево от подвальной лестницы, кладовка — направо, а прямо — небольшая топочная, где стояла печь, отапливавшая пристройку, включая «подпольные апартаменты».

Поразило же меня то, что в проекте обозначалось как «комната трофеев», на деле же оказалось настоящим музеем рода! Мурка времени зря не теряла где сама объехала или перетрясла семейные архивы, где заслала ушлых помощников, но собрала потрясающий материал! Начиная от жалованной грамоты, полученной первым в роду Рысюхиным на имение (копия, разумеется — оригинал со всеми предосторожностями помещён в сейф) и до самых свежих. Она выискала по архивам упоминания о ВСЕХ наградах, полученных за службы ВСЕМИ Рысюхиными! И оформила для каждого награждённого отдельный столик или витрину. Нашлось, разумеется, место и моим наградам — с наградными листами, изображениями медали и ордена, с фотографиями кабинетских подарков в раскрытом, чтоб видна была дарственная надпись. Оказалось, что, если считать с подарками, я на втором месте после самого заслуженного представителя фамилии — того, что дослужился до капитанского чина, который, правда, получил «вдогон» при выходе в отставку. У него было шесть медалей, из них четыре — за выслугу лет и две — за участие в кампаниях, где он не блистал, просто честно тянул лямку в пехоте. Машин столик стоял рядом с моим, там был и наградной лист, и фото вручения награды лично Императором, и фотография Мурки моей с орденом на груди.

Отдельную комнату жёны выделили под мои патенты. Их на самом деле оказалось столько, что даже сами свидетельства на стенах едва помещались, а укладки с краткими формулами и чертежами заняли два больших шкафа! Здесь же стоял стол, на котором можно было всё это при желании разложить для изучения. И шкафчик, в который хотели поставить маленькие модельки «носителей» изобретений: переделанного грузовика, миномёта, дельталёта…

Ну, и «музыкальная» комната со всеми пластинками, текстами песен и партитурами (спрятанными в шкафы). И данные по тиражам каждой пластинки тоже приводились. Я же говорю — настоящий музей, который при желании можно целый день осматривать, если хоть пролистать выставленные в нём документы — все копии, разумеется, оригиналами никто рисковать не собирался.

А за музеем — репетиционный зал, кладовка для инструментов и небольшая домашняя звукозаписывающая студия, всё как планировалось. Второго этажа в этом крыле не было — просто во всех комнатах сделали потолки той же высоты, что в репетиционной, где она обуславливалась требованиями акустики. И это к счастью, иначе за день всё осмотреть достаточно внимательно, чтоб никого не обидеть, не удалось бы при всём желании. И так пришлось делать перерывы на обед и два чаепития. А они, девочки мои, всё это сделали! Не всё своими руками, разумеется, хотя бы ту же отделку или мебель, но всё продумали, за всем проследили, всем руководили… так им и сказал за ужином: