Рысюхин, шампанского!
Шрифт:
Двое военных, штабс-капитан и поручик, оказались сослуживцами из приграничного гарнизона. Они, как следовало из наградных документов, узнав о набеге людоловов-кочевников с малым отрядом бросились в погоню, опередили бандитов и приняли бой на границе, сражаясь три часа в полном окружении (с той стороны у банды была поддержка), пока подошедшее подкрепление не размотало банду, а затем и нанесли по приказу штабс-капитана «вразумляющий» (так и написали в документах!) удар по сопредельной территории. Причём старший из офицеров и был тем, за кого Император радовался, что награждать будет не посмертно — тот сорвал источник и две недели находился в коме, пока врачи латали тонкие тела. Офицер даже потерял уровни, сохранив дарованный богами потенциал, и теперь ему предстояло снова брать второй барьер. Он, помимо ордена и новых погон, получил приглашение в какой-то особый учебный центр в Карелии для быстрого и качественного восстановления
Нас с коллегой-бароном оставили на десерт, всё в соответствии с озвученной формулой: сперва — возвышение, пропущенное за отсутствием возвышаемых, то есть — получающих дворянство либо титул, потом — награждение и в заключение — присяга. Причём из принципа старшинства, от младшего, мне предстояло идти первому. От волнения я боялся забыть текст клятвы (что с дедом и моей новой памятью было попросту невозможно, но всё равно — боялся) и даже не слышал толком, как именно меня представляют публике, разобрал только начало, про «владетельный барон Рысюхин», а дальше — просто звуковой фон из знакомых слов, не складывающихся в предложения. Слух включился нормально только при обращении о мне (ко мне!) Петра Алексеевича:
— Готов ли ты, барон, присягнуть на верность мне за себя и за свой род?
— Готов, Ваше Императорское Величество!
— Отныне и впредь прошу опускать «Императорское» в титуловании. В конце концов, мы оба владетели, своего рода — коллеги, можно сказать.
Судя по смешкам в свите в конце Император слегка пошутил, но распоряжение (пусть и со словом «прошу») было высказано всерьёз.
— Готов, Ваше Величество, искренне и нелицемерно, обдуманно и осознанно.
Произнеся первую формулу клятвы, дальше я уже не сбивался и вроде как волнение отступило, но это, видимо, толкьо казалось, поскольку воспринимал всё словно немного со стороны. Даже ритуальное «ты» в адрес Императора выговаривал без заминки, хотя ранее опасался, что оно у меня поперёк горла встанет, но нет, выговорил — как стихотворение в гимназии, не вдаваясь особо в смысл. В конце я преклонил колено — одно, левое, ибо не холоп я, чтобы на колени падать, а Государь возложил руки мне на плечи. Короткий импульс силы, который я даже прочувствовать толком не успел, не то, что разобрать — полностью раскрывший свой потенциал маг-универсал девятого уровня, понимать надо — и на двух щитках баронской цепи проявился державный Кречет, родовой герб Императора. Я этого не видел — не смел ни крутить головой, ни даже косить глазом, но знал и чувствовал. Его Величество сделал пол шага назад и произнёс завершающую фразу:
— Встань же, Мой барон, и ступай далее с честью во славу свою и Мою!
Меня заранее отдельно предупреждали, что это ритуальная фраза, и мне не нужно никуда «ступать», а то бывало, иные, особо впечатлительные, прямо с низкого старта и бежали славу добывать. Пытались, точнее — их охрана у дверей перехватывала. Наоборот, мне надлежало встать и, дождавшись разрешения монарха, занять место за его левым плечом до особых распоряжений, во всяком случае — пока будет присягать Гребешков.
— Ну, славу ты уже добыл, и, как я понимаю, останавливаться не собираешься. Как скандинавам нос утёр, сделав их национальную настойку лучше их самих! Было такое?
— Не буду уверять, что лучше — но норвежскому королю понравилось.
— Это я знаю, он даже мне отписал с благодарностью — мол, его собственные поданные ему таких даров не приносят, как мой ярл! А меня что ж не угощаешь?
— Помилуйте, Ваше Величество, угощаю! В подарок привёз Вам, и из выдержанного, и из новой партии, все варианты!
— И много там тех вариантов?
— Если позволите — у меня с собой список… После одобрительного кивка Императора и главы его охраны я медленно, двумя пальцами, извлёк из кармана бумажник, из него — второй экземпляр того документа, что накануне отдал Гагарину. Протянув бумагу Государю я так же медленно, под немигающим взглядом стража, спрятал бумажник в карман.
— Изрядно! Но помимо этого ты, барон, ещё и в песнях сведущ?
— Пытаюсь, Ваше Величество, в меру сил.
— Среди придворных дам очень уж твой «Весенний вальс» и «Три коня» популярны, но есть вопросы по исполнению. Не дашь ли им пару уроков?
— Думаю, супруга моя, как дипломированный композитор, лучше справится, Ваше Величество.
— И я тоже так думаю. — На этом Император завершил разговор и плавным жестом указал, где мне встать, а глашатай уже вызывал Гребешкова.
Со старым бароном Государь общался даже несколько дольше, чем со мною, что меня успокоило, а то уже начинал переживать, что разболтался. Кречет помянул и получившего баронскую цепь деда своего собеседника, и его планы на развитие изнанки, а в конце объявил своё благоволение со словами, что обеспечение подданных в дальних холодных краях свежими овощами и фруктами — дело чрезвычайно нужное и важное. Получивший освобождение от налогов в этом году и намёк
«Рысюха тебя погладила, лапой. Довольна, стало быть».
«Думаешь?»
«Знаю!» — отрезал дед и больше на эту тему не говорил.
На этом официальная часть была почти закончена — оставалось только вручение подарков сюзерена новым вассалам. Беляковы ко мне сами напросились, причём с формулировкой «в искупление долга», поэтому, чтоб тот самый долг не раздувать, подарок от меня должен был быть чисто символическим, и я подарил пластинку с автографом. Тут же дело другое — нас с Гребешковым пригласили и попросили поделиться суверенитетом. Классика жанра — это вручение оружия или земель, но дарить клочок земли тому, кто владеет всей своей изнанкой? Так себе идея. Император одарил щедро и по делу, с прицелом на освоение изнанки: дальневосточный барон получил малый рыболовный траулер и набор каких-то особенных семян, а я — комплект вооружения для будущей дружины, исходя из штатов усиленного пехотного взвода в составе сорока человек. Причём забрать оружие и снаряжение по списку мне предстояло, где бы вы думали? Правильно — в Борисове! Тем самым мне ещё раз невзначай показали, что все мои связи и контакты известны всем, кому нужно. Думаю, что в месторасположении траулера для Гребешкова тоже какой-то знак таился.
А теперь переходим от официальной части к полуофициальной, а именно — к положенному по регламенту пиру.
[1] К Комарину имеется в виду
Глава 3
Так называемый пир хоть и был данью традициям, но проводился не в традиционном стиле, а в современном формате, который дед обозвал «фуршет с элементами шведского стола». И сюда уже допустили сопровождающих лиц, до трёх человек на каждого награждаемого. Вот и моя прелесть идёт, в своём васильково-сапфировом гарнитуре. Да, в её украшениях мы всё же рискнули использовать этот камень, хоть и по минимуму: сапфир был в подвеске на лбу — вечно забываю, как называется это украшение в виде крепящейся на голове цепочки со свисающим по центру лба камнем или кулоном. Ещё два небольших сапфира были в серёжках, в обрамлении индиговых турмалинов из недавно открытого месторождения в Забайкалье. Этим же камнем был украшен и браслет. Ожерелья и перстней в комплекте не было: на шее у жены висела женская вариация баронской цепи, увешиваться же цепочками как цыганка… Ну, и на пальцах нашлось место только для «статусных» колец, хотя иные дамы щеголяли с перстнями на каждом пальце, в самых запущенных случаях — ещё и не по одному. Но Маша была воспитана так, что предпочитала сдержанность и изящность, я тоже не считал пристойным вывешивать на себя годовой бюджет небольшого европейского королевства.
Кстати, эти турмалины очень даже неплохо смотрятся. Думаю, к моему костюму подошли бы лучше, чем синие топазы. Они, конечно, тоже красивые и яркие, но, кажется, слишком ярке и слишком светлые, контраст мог бы быть и поменьше. Так, стоп, я всерьёз рассуждаю об ЭТОМ?! Да ну нафиг! Лучше возьму Машеньку под руку и поведу вон к тому столику, с мясными закусками, мимо столика с шампанским. Тем более, что есть что отметить. Я теперь окончательно и бесповоротно — имперский барон. Присягнувший и подчиняющийся напрямую и непосредственно Государю Императору. Что, вообще-то говоря, само по себе великая честь, дающая немало прав, но и налагающая немало дополнительных обязанностей. Из прав — я могу без каких-либо дополнительных просьб и разрешений принимать участие в «больших» приёмах, как сезонных балах, так и собираемых по значимым поводам в семье Его Величества, нужно только уведомить секретариат Двора, чтобы зарезервировали место для меня и супруги. И там могу просить аудиенцию у Государя, уже безо всяких ссылок на иные, менее значимые основания, наподобие кабинетского подарка и прочего. Но лучше, конечно, этим не злоупотреблять и излишне внимания Его Величества не искать — придворные съедят. Из обязанностей, помимо необходимости блюсти своё имя особо, поскольку любой мой проступок ударит по сюзерену — Государь в любой момент может обратиться с просьбой, которую я обязан буду исполнить.
Ах да, ещё я могу решать через Имперскую Канцелярию любые вопросы из числа тех, что раньше приходилось разбирать в губернских присутствиях или канцелярии Великого Княжества, но тоже — не загружая этот орган мелочами. И Дворянским собраниям губернского уровня я не подотчётен, они могут только просить меня «соблаговолить принять участие» в чём-либо, не более того, но, опять же — зазнаваться и наглеть не стоит.
Выпив шампанского и чуть успокоившись заметил, наконец, что с Машей что-то не то, как-то она одновременно напряжена и взбудоражена.