Рюмы и норики
Шрифт:
– Откуда у рюмов взялись волшебные жёлуди? Откуда? Зачем норику нужен волшебный жёлудь? Зачем? Как освободиться от Бурбульи? Как? – пищала красная птица. – Ответы на эти вопросы знает Радужная Ящерица. Но дорога к ней опасна. Опасна! На пути вы найдёте три безжизненных цветка, трёх друзей и трёх врагов. Если собьётесь с пути – больше не вернётесь.
Не вернётесь!
Не дав Йосло и Пипу опомниться, красная
– Жуть какая-то, – сказал Пип. – Никак не могу понять, веселит меня всё это или пугает… – Пипу захотелось что-нибудь съесть для самоуспокоения. Он поднял с земли и забросил в рот все поющие ягоды, что успел собрать до встречи с нориком. Затем облизнул свой белый клык и, испытав некоторое облегчение, уверенно взял норика за лапу. – Йосло, вот что я решил: мы пойдём к этой ящерице! Пойдём и узнаем у неё всё, что хотим узнать. А когда узнаем, я во что бы то ни стало достану тебе жёлудь, Йосло, обещаю.
Пип, конечно же, сомневался, правильно ли он поступает. Может, сейчас лучшим решением было бы отдать норику один жёлудь и распрощаться с чужаком навсегда? Но любознательность и нежелание возвращаться домой с пустыми корзинами победили опасения и чувство вины.
Шумный лес
Рюм и норик – два совершенно не похожих друг на друга существа – всё больше удалялись от деревни рюмов. Её границы заканчивались у серого тополя. Дерево лениво предупреждало путников об опасностях, подстерегающих их в Шумном лесу.
– Осте-ре-гай-тесь странствий! – кряхтело и скрипело старое дерево, провожая Йосло и Пипа. – Осте-регай-тесь! Но помните – молния бьёт по ветвям и тех, кто всю жизнь стоит на одном месте.
Йосло всё время суетливо забегал вперёд Пипа, точно проверял, не угрожает ли рюму досадная неожиданность. При этом норик то ли напевал, то ли нашёптывал что-то себе под нос. Пипа это не раздражало, и он не мешал Йосло.
– Так что там птичка сказала про цветки, которые мы встретим? – спросил Пип, присев на широкий, покрытый мхом камень. – Какие-то они там чахлые, что ли, должны быть, или болезненные, или… Какие, Йосло?
– На пути найдёте три безжизненных цветка, сказала птичка. А почему мы остановились, Пип?
Похоже, норик совершенно не умел отдыхать, он не хотел давать себе передышку.
– Йосло, только не обижайся, но ты так много суетишься! Сядь, нам надо обсудить, что делать дальше! У нас же должен быть какой-то план?
– Должен быть, – повторил норик и присел рядом с Пипом, скорее из вежливости, чем по необходимости.
– Этот лес и впрямь такой шумный. Пара часов без сна, и я, скорее всего, оглохну. Откуда этот шёпот, жужжание, уханье, шелест чьих-то крыльев, хруст веток? Столько звуков и запахов разом…
– Лес живой, Пип. В нём всё живое. А мы должны разыскать мёртвое, безжизненное растение.
– Йосло, может, поспим немного,
– Я почти не сплю, Пип. Но ты ложись. Скоро рассветёт, и, когда ты проснёшься, нам станет легче найти то, что мы ищем. Ложись, Пип, конечно! Непременно ложись!
Шумный лес на рассвете был необыкновенно красив. Всё, что при свете луны пугало или выглядело угрожающе, при первых лучах солнца оказывалось вполне безобидным. А при более близком знакомстве – прекрасным. Даже непримечательный мох на том камне, что временно стал для Пипа кроватью, утром выглядел совсем как крошечные грибы. Если приблизить к ним ухо, можно было услышать, как они забавно похрапывают, копируя рюма, который хрюкал во сне.
Пипу тем временем снилась прожорливая Бур-булья, но только беспомощная и неуклюжая. Он щекотал её брюхо золотым пёрышком, Йосло стоял рядом и смеялся, а жаба, не в силах пошевелиться, хныкала, как мелкий головастик. Ещё Пипу снилась мама Поки, плачущая у окна, грозный отец и старшие братья. Они растерянно вглядывались в темноту за болотной опушкой…
Вдруг Пип поймал носом дурманящий запах свежих поющих ягод и ещё один незнакомый – кисло-сладкий. Рюм облизнулся, потянулся и открыл глаза. Первым, что он увидел, была спина Йосло – прозрачная, светло-голубая кожа светилась на солнце, Пип разглядел на ней два тонких шрама.
Сгорбившись, норик что-то к чему-то пришивал ёлочной иголкой. Позади него, перед самым пятачком Пипа, стояла корзина из деревни рюмов. Наполовину она была заполнена фиолетовыми пушистыми ягодами, наполовину какими-то пухлыми зелёными мошками. Вид у них был неаппетитный, но запах неожиданный – совсем как у жужжащих яблок из маминого сада: вкусный, кисло-сладкий.
– Йосло, ты что, не спал? – окликнул Пип норика. Тот обернулся и, немного стесняясь, протянул другу башмачки из плотных тёмно-коричневых листьев. Носы их были вздёрнуты вверх, пятка круглая и аккуратная, а ещё завязочки из разноцветной бабочкиной нитки.
– Я сшил их для тебя, Пип. Мои ступни стали грубые – они не чувствуют боли. А твои ноги долгая дорога быстро утомит.
Йосло положил башмачки на траву рядом с корзиной, а Пип подумал, что ничего лучше ему, пожалуй, ещё не дарили. Маленький рюм с осторожностью надел башмачки на ноги и, не отрывая взгляда от Йосло, прыгающего вокруг него в нетерпении, сделал несколько шагов.
– В них так удобно, так тепло, и они такие лёгкие!
Пип был очень доволен. А норик был совершенно счастлив.
– Любопытно. Пи-прелюбопытно, как детёныш рюмов мог оказаться в Шумном лесу, да ещё в компании норика, – пропищала одна толстая мышка с колокольчиком на хвосте другой.
– Мне это совершенно не пи-интересно, – отвечала ей худая мышка, пытаясь затащить в норку своё соломенное лукошко с кукурузными зёрнами. Рядом с норкой распустился сухой чёрный-чёрный цветок.
– «Не пи-интересно, не пи-интересно»! – передразнила толстая мышь подружку. – А что, если нам удастся выкрасть из кармана рюма пи-жёлуди? – Мышка приподнялась на задних лапках и принюхалась. – Они так пи-вкусно пахнут… Их, кажется, пять штук.