Рюрик
Шрифт:
– Домославич я, - ответил тот и бодро предложил: - Пей, наша брусничная только во здоровье идёт! Яд мы в её не пущаем, - всё так же, улыбаясь, проговорил сын Домослава и первым осушил кубок.
– Дагар! Выпьем за победу!
– весело обратился Рюрик к другу, слегка покраснев.
– Выпьем!
– охотно согласился меченосец и приподнял кубок.
Все полководцы шумно присоединились к великому князю и дружно осушили кубки.
Закусывая, Рюрик заметил, как к Домославичу подошёл высокий, тоже, видно, знатный, молодой словенский боярин и что-то шепнул ему на ухо.
Тот поставил кубок, обернулся к Рюрику и тихо обронил:
– Гостомысл…
Рюрик поперхнулся и бросил кубок на землю.
На торговой площади всё замерло.
НЕУЖЕЛИ КОНЕЦ
Не хватало только болезни Эфанды! Всё было у Рюрика, всё он пережил; переломил себя, отстоял своего Святовита, примирил с собой Власка после смерти Гостомысла, заставил Бэрина снова творить молитвы, и вот новая напасть. Так теперь что за испытание послал ему Святовит? За что? Он ломал голову над заветами богов и ни в чём не находил оправдания их гнева на Эфанду. Она и мухи не обидела за всю жизнь! Так за что же её? За что-о!..
Второй месяц Рюрик не отходил от её одра. Жар не проходил. Бредит всё так же часто. Слабеет на глазах…
И надо же было случиться грозе в то летнее утро, когда она с трёхлетним Ингварем гуляла по лесу и собирала со своей служанкой целебные травы…
Она верила, что все травы надо собирать только до полудня, пока луна-проказница не в полном сиянии и когда солнце облачками накрыто. А оказалось, не облачка, а огромные серые тучи нависли над лесом и разразились грозовым дождём… Эфанда схватила сына и накрыла его своим убрусом. Но дождь лил как из ведра, и она, сняв с себя верхнюю кофточку, накинула ещё и её на маленького сына. Стоя под огромной елью, Эфанда решила, что дождь быстро пройдёт и они со служанкой как-нибудь доберутся до города по солнышку. Но не тут-то было.
Неожиданно подул холодный ветер, и полил занудливый холодный дождь. Ветки ели отяжелели и пропускали ливень на несчастных женщин с плачущим ребёнком на руках.
– Пошли домой!
– решилась Эфанда, окинув небо хмурым взглядом.
Служанка выхватила у неё Ингваря, накрыла его ещё и своим убрусом и, бросив корзину с травами, чавкая по лужам лаптями, не разбирая дороги, побежала к городу.
– Батюшки, а сама-то как? Княгиня, сама-то, глаголю, как?
– боязливо спрашивала себя служанка и оборачивалась постоянно на княгиню, но Эфанда ничего ей не отвечала. Пытаясь прикрыть от дождя рукой грудь, она молча спешила за служанкой.
– Идёшь?
– спрашивала, иногда оборачиваясь к ней словенка.
– Иду, - хмуро отвечала Эфанда.
– Лишь бы сын не намок!
– твердила она беспрестанно, глядя на огромные лужи холодной дождевой воды, обойти которые было уже нельзя.
– Он-то тёплый! А вот ты-то вся ледяная небось, - со страхом восклицала молодая словенка. Она оглянулась на княгиню и ахнула: младшая жена великого князя шла по щиколотки в грязной воде; маленькие кожаные тапочки промокли и грозили вот-вот расползтись.
– Батюшки-святы, - испугалась добрая словенка, - ведь промёрзнет вся. И помочь нечем…
Эфанда не возражала: она действительно была вся ледяная, и путь ещё был далёк… "Боги жестоки!
– хмуро думала она, шлёпая по вязкой грязи.
– Почему они не подсказали мне, что погода изменится? Почему они не посоветовали взять с собой ещё служанок?.." Княгиня посмотрела на небо и застыла в ужасе: низкие тёмные тучи густо заволокли весь небосклон и грозили
Второй месяц ни горячие отвары, ни меховые покрывала, ни натирания углём - ничто не помогало. Рюрик смотрел на закрытые очи любимой жены и молил всех богов вернуть ей здоровье. Он отдал в жертву Велесу своего лучшего быка! В жертву Святовиту принёс трёх рабов - привязал их у столба ладейными верёвками: по норманнской легенде здоровье убитого человека должно перейти в тело и душу хворого. В жертву Лелю князь зарубил самых бойких пятерых петухов… А верховный жрец рарогов творил без устали одну молитву за другой то языческим богам, то христианскому.
Но ни один бог не откликнулся ни на зов жреца, ни на зов великого князя. Ни один бог не смилостивился.
Ранним осенним утром Эфанда умерла.
– Это - конец!
– хмуро решил Рюрик, разговаривая сам с собой. Конец!
– зловеще шептал он себе.
– Конец?
– ядовито спрашивал он себя и хрипло убеждал: - От меня ушли все! Мать! Отец! Олег! Сигур! Триар! Гостомысл!.. Унжа!
– закричал он, затем застонал и встал на колени перед одром Эфанды.
– Ты родила прекраснейшую из женщин!.. Зачем ты её забрала к себе?.. Зачем?.. Я же умру без неё… - жалобно бормотал он, сидя на полу и поглаживая руками бездыханное тело жены.
– Неужели… конец?!
– растерянно и страшным шёпотом спрашивал Рюрик себя, рыдал и не подпускал никого к трупу Эфанды целых два дня.
На третье утро, чёрный от бессонных и бредовых ночей, Рюрик приказал обмыть тело жены и похоронить по всем обычаям своего родного племени…
Тело Эфанды, одетое в богатые одежды великой княгини, возлежало на крутых носилках и было доступно для обозрения каждому.
Люди прощались с прекрасной женщиной, которой завидовали, которой любовались, но которую не понимали. Таких кротких и терпеливых они ещё не встречали. Откуда в ней это было - дивились они, не ведая заветов её родителей…
"Неужели такие боле нужны богам, чем мы?.. Так они её и позвали ко собе?!" - вопрошали они друг друга шёпотом.
Рюрик знал, откуда в ней всё это было, но теперь это не имело никакого значения. Она ушла в мир холода и мрака. И голова её уже сейчас положена в сторону, северной владыки Бабы-Яги [95] . Так принято у старых рарогов. "И так… положат и меня!" - убедительно прошептал он, будто ведал, что это произойдёт очень скоро…
Он видел, как простился с его женой последний житель города, и настала пора отнести тело Эфанды к костру, но ноги не двигались и руки не могли оторваться от носилок с любимой…
95
Баба-Яга (слав.) - богиня смерти у славян-язычников.
– Пора… - глухо прошептал Дагар, подхватив князя под руки, и отстранил его от чёрных носилок. Рюрик рванулся назад, но друзья крепко удерживали его.
Военачальники подняли носилки и медленно понесли их через двор княжеского дома в северном направлении. Толпа воинов и горожан расступилась и пропустила траурное шествие вперёд. За носилками следовали князь, Олаф, Дагар, Кьят, Гюрги, Руцина, Хетта, Рюриковна, Гостомыслица, поникшие, с заплаканными лицами, искренне горевавшие по рано усопшей молодой княгине…